Вариант с продвижением на Запад все еще не был окончательно отброшен и в ноябре, когда в Берлин наведался советский министр иностранных дел Молотов. Аппетиты русских к территориальным приобретениям росли, и немцев это вовсе не устраивало. Молотов интересовался дальнейшей судьбой Румынии, Болгарии, Польши и даже Греции. Он спрашивал, отвечает ли нейтралитет Швеции общим интересам Германии и России. («Да, отвечает», – резко намекнули ему.) Из обмена любезностями выяснилось, что неудовлетворенные амбиции по части «жизненного пространства» имеются не только у Гитлера, но и у Сталина. Едва Молотов сел на самолет до Москвы, как Гитлер подтвердил свой первоначальный план: в следующем году – на Россию!

Собственно, с его точки зрения, иного выбора и не было. Немецкая экономика была куда слабее, чем казалось: она лишь ненамного превосходила по продуктивности Британию, а доход на душу населения в Британии был даже выше. Германия не могла вечно существовать в условиях войны, экономика была до предела напряжена необходимостью содержать и вооружать вермахт. Кроме того, Гитлер спешил закрепить свое господство в Европе, пока не подоспели Соединенные Штаты – по его прогнозам, Америка могла вмешаться в конфликт в 1942 г. Варианта заключить перемирие с Англией ему не предоставлялось: Черчилль наотрез отказался от переговоров. Гитлер убедил себя, что упорство англичан подпитывается надеждой вступить в альянс со Сталиным и в союзе с ним разгромить немцев. В таком случае, разгромив Советский Союз, Гитлер приблизил бы и капитуляцию Британии. Если схватка с Россией неизбежна, было бы глупо откладывать ее: Сталин тем временем завершит перевооружение армии. 18 декабря Гитлер подписал директиву, назначив вторжение на конец мая 1941 г.

Три соображения побуждали Гитлера нанести удар первым: во-первых, он хотел осуществить свою миссию – уничтожить большевизм и создать германскую империю на востоке; во-вторых, казалось благоразумным разделаться с советской угрозой прежде, чем вновь сосредоточить свои силы на Западе и окончательно решить вопрос с Британией и Соединенными Штатами; в-третьих, имелись на то и экономические резоны. Ирония судьбы: Советский Союз после заключения пакта поставлял Германии огромное количество сырья и продуктов. В 1940 г. почти весь корм для скота Германия получала из России; 74 % фосфора, 67 % асбеста, 65 % хрома, 55 % марганца, 44 % никеля и 34 % нефти – и Гитлер решил, что подобную зависимость невозможно и далее терпеть. Летом неурожай в Германии вынудил его импортировать также украинскую пшеницу, и Гитлеру уже не терпелось завладеть зерновым поясом Советского Союза и кавказской нефтью. Далеко не сразу – лишь ближе к концу войны – союзники осознали, как плохо у противника дело с топливом: из-за нехватки бензина шоферов-новобранцев в вермахте практически не обучали, а в результате часто происходили аварии тяжелой военной техники. Даже в 1942 г., в самый страшный год Битвы за Атлантику, Британия импортировала 10,2 млн тонн нефти, а немецкий импорт и продукция химзаводов в совокупности не превышали 8,9 млн тонн. Захват кавказских нефтяных скважин был одной из приоритетных задач операции Barbarossa, и Гитлер стремился на юг, хотя для этого пришлось разделить силы наступающих и отказаться от возможности уничтожить Красную армию единым массированным ударом. Вторжение в Россию было для Гитлера одновременно и крестовым походом, и решением экономических проблем. Характерно, что этими планами Гитлер не делился с итальянцами, опасаясь их болтливости. Всю зиму 1940/41 г. Муссолини лелеял надежду на счастливый мир, плодами которого он сможет насладиться, захватив Египет. Для всех стран оси характерно такое отсутствие доверия – вплоть до 1945 г. Германия, Италия и Япония не предпринимали попыток выработать единую стратегию, чтобы одолеть союзников.

Так что в последние дни 1940 г., когда англичане считали себя главной мишенью нацистской агрессии и заголовки газет по всему мире вопили о драматических перипетиях «блица», Гитлер мыслями уже был далеко. Его военачальники готовили армию к походу на Восток. Уже в ноябре эстонский двойной агент сообщил резиденту британской разведки в Хельсинки, что, по словам офицера абвера, немецкое командование планирует на июнь начало войны против СССР. Англичанин отмахнулся – война на два фронта казалась безумием – и сказал: «Вероятно, подобные заявления делаются в пропагандистских целях»40. Даже если бы он передал эту информацию в Лондон, англичанам вряд ли удалось бы поколебать самодовольное спокойствие Сталина и побудить его подготовиться к обороне.

За без малого год после капитуляции Франции большинству немецких солдат не приходилось пускать в ход оружие. Наземные операции прекратились, был потерян темп – в тот момент едва ли кто это заметил, но на дальнейшем ходе войны это промедление сказалось. Гитлер не предпринимал мер, чтобы превратить крупнейшее в истории завоевание в прочное и долговременное господство. Немецкому флоту недоставало сил для вторжения в Британию и даже для того, чтобы перерезать маршруты снабжения через Атлантику; воздушные налеты на Британию не дали существенных результатов. Предположение, будто Гитлер напал на Советский Союз потому, что не придумал, чем еще заняться, звучит легкомысленно, однако что-то в этом есть – приходится согласиться с Яном Кершо41. Нацистам предстояло еще немало побед, но некоторые генералы, посвященные в планы Гитлера, уже догадывались о фундаментальных проблемах Третьего рейха: требовалось захватить как минимум полушарие, чтобы со всех сторон обезопасить себя, но оставалась сомнительной способность военной и экономической системы немцев осуществить такие завоевания.

Триумф Гитлера в Западной Европе вызвал у демократических стран преувеличенное представление о его силах, а народ Гитлера предался ликованию. В новую мировую войну немцы вступали со страхом и дурным предчувствием, но к зиме 1940 г. прежняя настороженность рассеялась. Мало кого тревожил неуспех Битвы за Англию. Юный пилот Хайнц Кноке пытался передать свой восторг, когда 18 декабря он в битком забитом зале Берлинского дворца спорта (Sportpalast) слушал речь Гитлера: «Мир еще не видел столь блистательного оратора. Его магнетическая личность неотразима. Чувствуешь эманации поразительной воли и мощной энергии. Нас здесь 3000 юных идеалистов. Никогда прежде мы не испытывали столь глубокой патриотической привязанности к нашему немецкому отечеству. Не забыть мне выражение счастья, которое я видел на всех окружавших меня лицах»42.

Но рано радовались. Победы 1940 г. создали гигантскую империю, но, хотя ограбить оккупированные территории победителям удалось, их управление отличалось чудовищной экономической некомпетентностью. Вопреки распространенному мнению, Германия отнюдь не была передовым индустриальным государством – от Соединенных Штатов она отставала лет на 30. В стране все еще господствовал большой аграрный сектор – Британия давно его сократила. Престиж Германии, страх перед ней поселился в сердцах разбитых противников после того, как вермахт и люфтваффе продемонстрировали свои возможности в бою. На самом деле люфтваффе было намного слабее, чем казалось союзникам. Время покажет, что Гитлер не располагал достаточными силами для реализации своих амбиций. Хотя Британия под конец 1940 г. чувствовала себя осажденной, мощь Германии покоилась на куда более зыбких основаниях, чем подозревали43.