– Откровенно говоря, – вставила Лори, – не думаю, чтобы власти так уж сильно старались кого-нибудь поймать.

– Не говори лишнего, – оборвал её муж.

– А как в тюрьме с наркотиками? Употребляют? – поинтересовался Квиллер.

– Не больше обычного. Полностью это дело невозможно остановить.

– А и не хотят останавливать. – снова вмешалась Лори. – Заключенных, которые употребляют наркотики, легче контролировать. Вот с алкоголиками справляться непросто.

Стукнула дверца машины.

– Кто-то от шерифа, – вскочил Ник. Квиллер последовал за ним.

– Вам нравится кепи, которое носит помощник шерифа? – повернулась Лори к Розмари. – С двумя маленькими кисточками спереди? С удовольствием носила бы такое.

Когда зазвонил телефон, Коко и Юм-Юм сидели на шкуре белого медведя и умывались, съев утреннюю банку крабов. Розмари на кухне собиралась поставить индейку в печь. Квиллер на веранде пил третью чашку кофе, и тут кухонный шкаф издал приглушенное «дзин-дзин-дзин».

Квиллер пытался собраться с мыслями. Мёртвый кролик был самой трудной частичкой мусвиллской головоломки. Зато слова Ника о сбежавшем заключенном успокоили журналиста, подтвердив, что он, Квиллер, всё ещё в состоянии отличить человеческое тело от автомобильной шины. Теперь было ясно, что именно эти тайные перевозки, а вовсе не поиски затонувших сокровищ побудили Бака затеять частное расследование и тайна его убийства будет раскрыта если отыскать хладнокровного перевозчика. Для него (или неё, как сказала Лори) убийство стало делом привычным.

У Квиллера не было возможности узнать, какие улики полиция отыскала в опилках или как продвигается следствие. Работая в «Дневном прибое», он мог рассчитывать на помощь полицейского репортёра, но здесь, в Мусвилле, он был чужаком, который поднимал шум из-за охотящейся совы, мёртвого кролика или попавшегося на рыболовный крючок трупа. В одном он не сомневался: в тумане звучал тот же голос, что и на кассете. Если бы он нашёл обладателя этого голоса в Мусвилле, следствие получило бы полезную информацию. Однако наговоренное на кассету не имело ничего общего с обдуманным намерением утопить человека.

На веранде появилась Розмари.

– Тебя к телефону, Квилл. Это мисс Гудвинтер.

Он тут же вспомнил о духах и ямочках, но приятные воспоминания улетучились, как только он услышал серьезный голос адвоката.

– Да, мисс Гудвинтер… Нет, радио у меня не включено… Нет! И как сильно?.. Ужасно! Не может быть… Что сделали? Я могу чем-нибудь помочь?.. Да, конечно. Немедленно. Где мы встретимся?.. Примерно через час.

– Что случилось? – спросила Розмари.

– Плохие новости. Тётя Фанни ночью упала с лестницы.

– О Квилл! Какой ужас! Она… Это же для неё смертельно! Она жива?

Он покачал головой:

– Том нашёл её утром у подножия лестницы. Мертвой. Бедная тётя Фанни! Она была такая энергичная, с молодой душой. Так любила жизнь. Никогда не жаловалась на возраст.

– И такая щедрая. Подумать только – подарила мне стаффордширский кувшин! Он, несомненно, очень ценный.

– Пенелопа просила, чтобы я встретился с ней как можно скорее в доме Фанни. Надо кое-что обсудить. Тебе нет нужды ехать со мной, но я буду очень благодарен, если ты поедешь.

– Конечно поеду. Только суну индейку обратно в холодильник.

Прежде чем уехать в Пикакс, Квиллер запер все окна, затворив внутренние ставни, чтобы никто не смог увидеть кошек, и закрыл обе двери, чтобы кошки не могли выбраться на веранду.

– Вы уж простите меня, ребятки, – сказал он, – но это единственный способ обеспечить вашу безопасность. Кто бы мог подумать, – обратился он к Розмари, – что в таком месте потребуются меры предосторожности? На следующей неделе уеду отсюда. Пожалуй, после смерти тети Фанни меня попросят освободить её домик. Об этом адвокат, наверное, и хочет поговорить со мной.

– Хорошо бы, если так.

– Да, прямо-таки идеально – никаких осложнений. Но простая жизнь на природе оказалась совсем не так проста. Ну и почешут об меня языки, когда я появлюсь в пресс-клубе. Дурацким шуткам не будет конца.

Когда они подъехали к каменному дому, Том работал во дворе, но даже не поднял головы и не помахал, как обычно, рукой.

Дверь открыла Пенелопа, и Квиллер представил ей свою спутницу:

– Это Розмари Уайтинг. Мы оба потрясены случившимся.

– Мы только вчера обедали с ней, – сказала Розмари, – и она была как огурчик.

– Никто бы не подумал, что ей через месяц девяносто, – согласилась мисс Гудвинтер.

– Это случилось здесь? – показал Квиллер на парадную лестницу.

Пенелопа кивнула:

– Да. Здесь, Она скатилась с самого верха, а при её хрупкости… У неё иногда случались обмороки, и мы с Алексом советовали ей перебраться в дом поменьше, одноэтажный, но убедить её было невозможно. – Она беспомощно пожала плечами. – Хотите чашку чаю? Я нашла в кухне пакетики с чаем.

– Давайте я займусь чаем, а вы поговорите, -предложила Розмари.

– Большое спасибо, мисс Уайтинг, – согласилась Пенелопа. – Мы будем в оранжерее.

Они прошли в комнату с высокими стеклянными дверями, где вдоль стен стояли кадки с каучуковыми деревьями и огромное кресло-качалка, которое так любила тётя Фанни.

– Она называла эту комнату солярием, – вспомнил Квиллер.

Пенелопа позволила себе сдержанную улыбку.

– Когда она вернулась сюда, прожив много лет на Восточном побережье, то изо всех сил старалась скрыть свою образованность и утонченность. Пыталась разговаривать как старенькая бабушка, хотя мы прекрасно знали, что она совсем не такая… Я утром позвонила Алексу в Вашингтон, и он велел связаться с вами как с ближайшим родственником. Он не сможет вернуться раньше субботы.

– Мы с Фанни не родственники. Она была близкой подругой моей матери, и всё.

– Но она называла вас племянником и относилась к вам с нескрываемой любовью и восхищением, мистер Квиллер. Других родственников у неё нет. – Юристка открыла свой портфель. – Наша фирма вела все её дела, даже занималась перепиской, чтобы оградить её от писем с оскорблениями и просьбами дать денег. Она вручила нам запечатанный конверт с последними распоряжениями. Никаких пышных похорон, никаких визитов и официальных церемоний, кремация. «Пустячок» готовит на завтра некролог на целую страницу, а в субботу по ней отслужат панихиду в церкви.

– Она принадлежала к какой-то церкви?

– Нет, но делала ежегодные взносы во все пять мусвиллских церквей; поминальная служба пройдёт, наверное, в самой большой. Её многие захотят проводить, люди соберутся со всего Мусвилла.

Во время разговора то и дело звонил телефон.