— Если существовать в этом идиотском мире, о котором ты говоришь, то я даже думать о таком не хочу.

— Ну да. Глупо лезть в это осиное гнездо, если хочешь жениться. Остается Люси Охристая. Но она зарезервирована.

— Зарезервирована?

— Для меня. Так что лапы прочь.

— А она знает?

Томмо пожал плечами.

— Если честно, то нет.

— Ну что же, из восьми девушек еще можно выбрать.

— Не очень-то, — возразил Томмо и стал загибать пальцы. — Симона Рыжая — с низким цветовоприятием, дочь главного сантехника и серой — почти неприемлемый вариант. Роза Крапп обручена, Лиза тоже. Табита полуобещана Ллойду Кубовому. Лиза Пунцетти занимает довольно низкое положение, ее отца отправили на перезагрузку. Касси — с дикими причудами, а Дженнифер на прошлой неделе была помолвлена с серым по имени Хлой.

— Вот как.

— Остаются моя сестра Франческа и Дэзи Кармазин.

— Выбор все еще есть. Очень любезно с твоей стороны.

— Не торопись. Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы коснуться каким угодно местом своей туши моей ненаглядной Франчески, которую я поклялся защищать от всех превратностей судьбы, я дам тебе промеж глаз. И очень больно. Боюсь, тебе осталась только Дэзи Кармазин. Будьте счастливы вместе.

— Ты ведь заранее все это отрепетировал?

— Я только об этом и думаю.

Пока мы говорили, дневной свет совсем погас. Небо стало эбеново-черным, и единственным источником света было жесткое белое сияние центрального фонаря. Тени получались настолько резкими, что, казалось, о них можно было порезаться. Я стал доказывать Томмо, что все его брачные фантазии — сплошной вздор. В это время из какого-то дома вышел человек в пальто и с чемоданом в руках. Я понял, что это Трэвис Канарейо, лишь когда он подошел совсем близко.

— Привет! — поздоровался он, увидев меня. — Как устроился?

— Неплохо. Вы знакомы с Томмо?

Они пожали друг другу руки. Томмо подозрительно посмотрел на желтого.

— У вас нет кружка, — заметил он.

— Там, куда я иду, он мне не нужен.

Я думал, он имеет в виду перезагрузку, но оказалось, что нет. Прежде чем мы успели что-нибудь ответить, Трэвис коснулся своей шляпы и зашагал дальше. Через несколько секунд сумрак поглотил его целиком. Трэвиса больше не было.

Мы с Томмо не могли поверить своим глазам и изумленно уставились друг на друга. Я оглянулся. Из примерно дюжины человек на площади, совершавших вечерний променад, никто ничего не заметил. Я пошел к тревожной кнопке — системе оповещения о том, что человек пропал в ночи, — но Томмо остановил меня.

— Постой, постой, Эдди. Он желтый — одним больше, одним меньше. А кроме того, он отправится на перезагрузку. И самое главное — какое наше дело?

— Нельзя допустить, чтобы человек пропал в ночи, пусть даже и желтый, — торжественно заявил я и нажал на кнопку.

Раздались три пронзительных гудка.

На площади мгновенно воцарилась мертвая тишина, и через несколько мгновений весь народ как ветром сдуло. При сигнале тревоги люди как-то сразу вспоминали, что им есть чем заняться и куда пойти. Исчезновение в ночи всегда было трагедией, а попытка отыскать пропавшего могла обернуться еще одной трагедией. По обычаю, все избегали ввязываться в такое дело — по крайней мере, до утра, когда начинались поиски. Мы с Томмо шли, пока звук заметно не ослаб, и вглядывались в тьму, которая извивалась, точно рассерженная черная лисица. В итоге мы оказались на самом краю города. И слева, и справа сразу за домами начинались неровные пустоши.

— Кто идет? — раздался голос, принадлежавший префекту Салли Гуммигут.

Вид у нее был такой, словно я оторвал ее от обеда. Я рассказал об исчезновении Трэвиса Канарейо. Она посмотрела на меня с величайшим безразличием.

— Перезагрузка, исчезновение в ночи, для нас все это без разницы. Правда, Томмо?

— Да, мадам.

— Но он ведь желтый, — настаивал я.

— По цвету, но не по духу, — ответствовала Салли. — Его самопожертвование избавило нас от расходов на его перевозку поездом, так что в этом смысле надо быть ему благодарным.

— Значит, вы не станете ничего предпринимать?

Она посмотрела на меня, и глаза ее опасно сверкнули.

— Нет.

И, не глядя больше в мою сторону, Салли Гуммигут направилась назад к себе.

Я стоял и всматривался в темноту. Трэвиса отправили на перезагрузку лишь из-за его желания что-то улучшить. И хотя Трэвис был неполноценным желтым, он предложил мне дружбу, а я принял ее.

Я открыл ящичек под тревожной кнопкой. Моток веревки и зажимы для крепления к ремню были на месте, но магниевый факел куда-то пропал. Вглядываясь во мрак, я попытался определить то место, где исчез Трэвис. Я ничего не видел, но знал, что дорога передо мной ведет мимо зенитной башни, через пустошь и мост к линолеумной фабрике.

Потом я услышал его. Несколько коротких воплей — значит, человеком начал овладевать ночной ужас. Никто не был застрахован, даже мудрейший из префектов или опытнейший из чиновников НСЦ. Мы все знали, что это такое, — даже внутри дома отсутствие света воздействовало на органы чувств, вызывая жуткие видения. Но стоило поддаться панике, как ты оказывался во власти ночного ужаса. И тогда требовались стальные нервы, чтобы справиться с ним.

Я не раздумывая снял ботинки и носки, ступни мои ощутили тепло перпетулита. Если не сходить с дороги, бояться нечего.

— Что ты делаешь? — спросил Томмо, удивленный моими действиями так же, как и я сам.

— Крики такие, будто его посадили в клетку Фарадея, — ответил я, цепляя зажим к ремню, закрепляя веревку и протягивая ему моток. — Я быстро: туда и обратно.

— Без факела? Постой…

Но я не стал дальше слушать его и шагнул в темноту. Вообще я не склонен поддаваться панике, но шагов через тридцать до меня стало доходить, что я делаю. Клубящаяся темнота стала принимать неясные формы. Грудь мою что-то сдавило, во рту пересохло. Я знал, что так начинаются приступы ночного страха, и поступил так, как подсказывал долгий опыт: закрыл глаза и стал глубоко дышать, пока испуг не отхлынул. Трэвис вскрикнул еще раз, но это не помогло. Как ни печально, но он продолжал идти, и вопли его постепенно слабели. Я прошел еще около полусотни ярдов, все время держась дороги, ощущая подошвами ее центральную белую линию — она была глаже и прохладнее остального покрытия. Опять заревела сирена, что было крайне необычно. Видимо, еще один идиот заблудился на другом конце города.

Я сделал еще десять шагов, но уже медленнее, и стал терять ориентацию в пространстве. До меня долетела чья-то оживленная болтовня — услышав сирену во второй раз, горожане стали выходить из домов и обмениваться впечатлениями. И лишь когда веревка туго натянулась, мешая мне продвигаться дальше, я понял, что тревожный сигнал включили из-за меня.