Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— При помощи сокола?! — догадалась Лизи.
Ричард, не говоря больше ни слова, достал из кармана фигурку пустельги и сжал в кулаке. Другой рукой он взялся за ладошку Лизи. Знакомый с детства холод металла, легкое покалывание в ладони — и в следующий миг соколиным зрением он увидел искомое. Каракатица обнаружилась на корме судна, спрятанная или просто брошенная между кольцами сложенного в бухту каната. Сверху канат был накрыт от дождя и соленых морских брызг просмоленным куском брезента.
— Ну что, видите? — нетерпеливо спросила Лизи.
— Вижу! — успокоил ее Ричард. — А вы уверены, что не выронили свой предмет случайно, во время наших посиделок?
— С чего вы взяли, что такое могло произойти?
— Он лежит буквально в полушаге от того места, где мы обычно устраиваемся для вечернего чая.
— Исключено! — горячо заверила Лизи. — Могу поклясться, что не вынимала каракатицу на палубе!
У Ричарда были на этот счет сомнения, но он решил оставить их при себе.
— Подождите здесь, я за ней схожу.
Он вышел из каюты, и не прошло и трех минут, как вернулся назад с фигуркой, заботливо завернутой в платок. Скорость, с которой сыщик отыскал пропажу, впечатляла. Лизи с волнением взяла каракатицу в руки и прижала к груди. Глаза ее при этом быстро сменили цвет.
— Узнать бы, кто это сделал! — в сердцах воскликнула она.
— Мы могли бы не забирать каракатицу оттуда, — с сомнением произнес Ричард. — И попытаться выследить вора, когда он за ней вернется. Но ее может обнаружить и ни в чем не повинный матрос. И как узнать наверняка, что злоумышленник именно тот, кто ее найдет? Впрочем, я, кажется, знаю, кто всему виной.
— Неужели?
— Это мог быть только матрос Уолт — тот тип, который затеял драку в первый день плавания.
— Почему именно он?
— Он невзлюбил нас с того самого дня и решил отомстить. Сегодня ночью он пробрался в мою каюту и напал на меня. Вы ведь слышали шум? К счастью, покушение провалилось. — Ричард улыбнулся. — Правда, для Уолта все закончилось не так хорошо, как для меня. Свалился пьяный в море и, вероятно, утонул.
— Какой ужас!
— Да, незавидная судьба.
— Но при чем здесь похищение каракатицы?
— Он хотел отплатить не только мне, но и вам, как свидетельнице своего унижения. Пробрался в каюту — это он мог сделать в любое время, пока вас там не было, — и похитил первую попавшуюся мелочь. Возможно, решил, что фигурка серебряная, и думал продать на берегу. А на тот случай, если вы заявите о пропаже и начнутся поиски украденной вещицы, спрятал ее не в своих вещах, а на палубе.
— Не слишком ли изощренно для такого... ограниченного типа? — Лизи в сомнении покачала головой.
— А у вас есть более правдоподобная версия?
— Нет. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что не теряла фигурку.
— А я — в том, что на меня этой ночью напали. И мне приходит в голову только один человек на этом корабле, который имел на нас зуб. Кстати, члены команды подтвердили — он что-то затевал.
— Вы, наверное, правы, — признала Лизи. — Слишком многое указывает на него. Подумать только, погиб человек, и я едва не лишилась каракатицы, а все из-за глупой обиды.
Ричард пожал плечами:
— В жизни случаются и более нелепые вещи. А сейчас давайте-ка попробуем хоть немного поспать. Завтра — последний день путешествия, и кто знает, когда еще удастся отдохнуть.
Лизи не стала спорить и позволила проводить себя до каюты, но Ричард успел заметить смутную тень сомнения на лице девушки, прежде чем дверь захлопнулась.
Наутро весь корабль продолжал обсуждать ночное происшествие. Никто и не думал оплакивать задиру Уолта, а на Ричарда даже поглядывали с боязливым уважением, словно он на глазах у всей команды лично выбросил буяна в набежавшую волну.
Как представитель короны на корабле, капитан Этвуд провел официальное расследование, которое заняло два часа, причем большая часть времени ушла на письменное изложение Ричардом обстоятельств инцидента. К полудню дело было закрыто. Морское судопроизводство производило впечатление своей лаконичностью и быстротечностью. В довершение всего Этвуд принес извинения Ричарду теперь уже от имени самой королевы.
За этими происшествиями пассажиры не заметили, как морское плаванье приблизилось к концу. Корабль вошел в устье Конго, и с обоих бортов можно было наблюдать густые джунгли, нависающие над рекой. Завтра «Виктории» предстояло бросить якорь в гавани Матади.
Вечером капитан дал торжественный ужин в честь окончания плавания. Эта традиция соблюдалась на корабле со времен его спуска на воду. Командный состав судна и четверо пассажиров впервые собрались за одним столом.
Ричард не ожидал, что Александр присоединится к торжеству, но молодой аристократ вышел к столу как ни в чем не бывало. Он изменился, и не заметить этого было нельзя. Замкнутый и обидчивый мальчишка исчез, и Ричарду не потребовалось много времени, чтобы понять — перед ним человек, принявший решение.
Капитан Этвуд лично откупорил бренди тридцатилетней выдержки из собственных запасов и разлил по бокалам. Прозвучали традиционные тосты за благополучное завершение плавания и высказаны надежды на непременные встречи в будущем. В ответ от имени пассажиров вещал Меркатор, и его блистательная речь, посвященная воспеванию бесчисленных достоинств «Виктории» и ее команды, стала жемчужиной вечера. Вскоре после нее весь экипаж, кроме дежурной вахты, отправился спать — утром предстояли сложные маневры в гавани.
Четверка пассажиров, не сговариваясь, задержалась в кают-компании. Меркатор сразу взял быка за рога.
— Первое заседание нашего маленького клуба искателей сокровищ прошу считать открытым, дамы и господа! — торжественно начал он слегка заплетающимся языком. За ужином журналист выпил несколько рюмок капитанского бренди и был самую малость пьян. — На повестке дня один вопрос: принятие нового члена. Есть возражения?
Возражений не последовало. Меркатор неторопливо прошелся по кают-компании, гася лишние свечи. В конце концов, гореть остались лишь две свечи на столе путешественников.
— Вам слово, Александр! — воззвал Меркатор, когда помещение погрузилось в полумрак.
Лизи не понравился тон, каким это было произнесено. Создавалось впечатление, что журналист хочет заставить Александра просить о включении в экспедицию. Но юный аристократ встретил эти слова бесстрастно.
— Спасибо, сэр, — спокойно поблагодарил он и продолжил, обращаясь уже ко всем троим: — Как уже было сказано, я глубоко тронут вашим предложением. Не стану ходить вокруг да около — оно мне по душе. Отправиться в дебри экваториальной Африки, что бы вы там ни искали, — это то, что мне сейчас нужно. Тем более что никакими заботами или обязательствами я более не обременен.