В ответ – тишина. Наконец Тарки говорит:

– Хорошо, зови ее.

Если честно, голос у него какой-то обреченный.

Я отдаю ей трубку, а сама отхожу в сторону. В общем-то, я надеялась, что она попросит меня остаться и я смогу прижать ухо к телефону с другой стороны и услышу, что ответит Тарки. Но Сьюз сказала, что хочет поговорить с ним наедине.

Я понимаю. На кону ведь ее брак и все такое. Хотя без меня она ни за что не набралась бы смелости и не нашла бы нужных слов… В общем, я не обижаюсь. Совсем.

Все замечательно. Она выходит на улицу, а я заказываю кока-колу, чтобы запить текилу. Парень в пончо вручает мне бубен с такой трогательной улыбкой, что отказать я не могу. Так что сижу, звеню им и напеваю в такт «ахеа-ахеа-ахеа» на прекрасном испанском, стараясь не думать, как в случае чего Сьюз и Тарки будут делить детей.

И вдруг она снова влетает в бар.

Сердце переворачивается в груди, а бубен невольно выпадает из рук. Сьюз стоит возле входа, задыхаясь, вся красная, и вид у нее совершенно безумный.

– Что случилось? – подскакиваю я. – Сьюз, что такое?

– Бекс, деревья в нашем имении, – лихорадочно бормочет она. – Деревья. Ты их помнишь? Хоть одно?

Какие еще деревья? Что за бред?

– Эээ… нет, – медленно говорю я. – Не помню никаких деревьев. Сьюз, успокойся. Что случилось? Что он сказал?

– Не знаю. – Взгляд у нее темнеет.

– Как это не знаешь?! Ты ведь с ним разговаривала!

– Да. Я ему призналась. Правда, он сперва не понял, о чем я. – Сьюз трет кончик носа.

О да, представляю. Сьюз говорит: «Прости, Тарки, я очень виновата», а тот решает, что она потеряла кошелек.

– Так ты ему призналась? – не отстаю я. – Он понял, о чем речь?

– Да. – Сьюз сглатывает. – В конце концов, да. Правда, связь была не очень…

– И?

– Это его потрясло. Я боялась, что он догадывается, что-то подозревает, а он… В общем, нет.

Ну конечно, он ни о чем не догадывался. Это же Тарки. Впрочем, свои мысли я держу при себе – Сьюз и так невменяемая.

– Я твердила, что очень жалею о случившемся, и что все не так плохо, как он думает… и что мы… ну, до самого конца не дошли. А он спросил, надо ли сказать за это спасибо мне?

Молодец, Тарки. Сьюз тоже молодец. Ведь фактически, с правовой точки зрения, она не изменила.

(Хотя, пожалуй, этот момент лучше уточнить у Люка, он должен знать наверняка.)

(Впрочем, не стоит. Иначе он спросит, зачем мне это надо. Не хватало еще всяких недоразумений.)

– В итоге я сказала, что нам надо встретиться и поговорить лично, – дрожащим голосом продолжает Сьюз. – А он отказался.

– В смысле? – поражаюсь я.

– Заявил, что у него очень важное дело и отвлекаться ему нельзя. А потом связь вовсе прервалась. Вот так.

Сьюз пожимает плечами, вроде бы беспечно, но руки у нее трясутся.

– И на этом разговор закончился? – уточняю недоверчиво.

– Да.

– И ты не знаешь, что вас теперь ждет?

– Не знаю.

Она падает на стул рядом со мной, а я ошарашенно хлопаю ресницами. Все это как-то… неправильно. Зачем звонить мужу и признаваться в измене? Естественно, затем чтобы окончательно прояснить судьбу ваших отношений.

Так ведь?

Беда Тарки в том, что он не смотрит телевизор и понятия не имеет, как надо вести себя в подобных ситуациях.

– Сьюз, вам надо подключить кабельное, – всерьез предлагаю я. – Пусть Тарки знакомится с реальностью.

– Знаю. Наш разговор шел совсем не по плану.

– Он не сказал, что ему надо все обдумать?

– Нет.

– И не спросил, как теперь тебе можно доверять?

– Нет.

– Что же он тогда сказал?

– Он сказал, что понимает мой интерес к Брайсу, ведь и сам попал под его чары.

– Верно подмечено, – кивнула я.

– …но мы Клиф-Стюарты, а Клиф-Стюарты не терпят полумер, нам надо или все, или ничего.

– Все или ничего? – морщусь я. – О чем это он?

– Понятия не имею, – причитает Сьюз. – Он не объяснил. А потом стал говорить о каком-то известном дереве в Летерби-Холле, «Совиной башне». – В глазах у нее снова вспыхивает безумие. – Ты знала, что у всех старых деревьев в поместье есть имена?

Знала. У них в гостевой спальне валялся буклет, и я иногда листала его, всякий раз засыпая на истории о том, как лорд Генри Клиф-Стюарт в 1873 году привез семена из Индии.

– Хороший знак! – восклицаю я. – Он говорит о деревьях, значит, подразумевает: «Я хочу, чтобы наш брак рос и развивался». Сьюз, у вас все будет замечательно!

– Ты не понимаешь! – кричит Сьюз. – Я понятия не имею, что это за «Совиная башня»! У нас этих деревьев – тысячи, я их все не помню. Есть одно, которое погибло после удара молнии. Я боюсь, вдруг Тарки говорил о нем.

– Господи! – Моя уверенность тает без следа. – Правда?

– Может, Тарки намекает, что Брайс – это молния, которая убила наш брак, и от наших отношений теперь остался лишь обугленный пенек. – Голос Сьюз дрожит.

– Вряд ли, – не соглашаюсь я. – Скорее «Совиная башня» – это какой-нибудь большущий дуб, который выстоял, несмотря на все трудности и невзгоды. А ты Тарки не спрашивала?

– Я не могла признаться, что не помню это чертово дерево. Тарки всегда твердит, что мне стоит больше интересоваться поместьем. Поэтому я в прошлом году сказала, что занималась с главным лесничим и он многому меня научил.

– А на самом деле?

– А на самом деле я каталась верхом, – шепчет она, закрывая лицо руками.

– Давай-ка все проясним. – Я кладу бубен на стойку. – Тарки считает, что дал тебе подсказку, которую ты поняла благодаря вашему общему интересу к поместью?

– Да.

– А ты даже не представляешь, что он имел в виду.

– Именно!

Вот вам и главный недостаток жизни в величественном имении с долгой символичной историей. Жили бы они в маленьком домике с одной яблоней на участке – никаких проблем не возникло бы.

– Что ж, – вздыхаю я. – Значит, надо выяснить, что это за «Совиная башня». Позвони родителям, или тому лесничему… или еще кому-нибудь!

– Уже, – признается Сьюз. – Я разослала им сообщения.

– И что теперь?

– Будем ждать.

С ума сойти! Судьба Сьюз зависит от какого-то там дерева. Чертов Таркин!

Хотя могло быть и хуже. Он мог сослаться на сюжет какой-нибудь оперы Вагнера.