сжимаю этот пузырек и иду к ней. Ноги сами несут. Я убью Саназ. Нет иного выхода.

Тихо отворяю дверь. В комнате полутьма. Тоненькая фигурка девушки лежит на большой кровати. Она спит. Я это слышу по ее дыханию.

Подхожу ближе. Саназ лежит на животе. Голова ее набок повернута, а руки сомкнуты в кулачки. Как только к ее спине прикасаюсь, ту же чувствую ее боль. Сильную, парализующую, не дающую дышать.

Сам удивляюсь, как она еще не умерла. Другая бы уже давно сдохла от шока после ранения моими когтями. Но только не Саназ. Она упрямая. Специально так делает, чтобы я думал о ней. Чтобы ее образ в моем мозгу отпечатался.

Из моей руки появляются когти. Сделай это, убей, ну же! Я замахиваюсь, но останавливаю руку в сантиметре от раненной коже шарихи. Проклятье! Нельзя. Я не могу убить ту, которая уже въелась мне в кровь. Я жажду тело Саназ теперь куда больше, чем раньше. Я не хочу ее убивать. Только не теперь.

Внимательно осмотрев спину девушки понимаю, что если не помочь ей сейчас, то и правда не выживет. Умрет от боли, как и все слабые люди.

Сажусь с ней рядом, и наношу заживляющую мазь на ее раны, однако это лишь крошки. Ее боль слишком сильна. Она не выдержит.

Сжимаю зубы. Я должен. Иначе не увижу снова ее чистых голубых глаз.

Медленно кладу ладонь на ее лопатки. Горячие и дрожащие. Слегка нажимаю. Моя кожа горит огнем.

– Саназ, отдай мне свою боль. Давай же, поделись ею.

Чувствую сильные вибрации и заряд тока. Рабыня вся, словно комок нервов. Она спит, но ее тело продолжает сгорать от боли. Фемида лишь замаскировала ее страдания, но тело все еще бьется в агонии. Черт. Надо действовать быстрее.

Прикладываю к ней вторую руку. Саназ сильна, но я сильнее. Тут же перехватываю ее боль и забираю себе. Всего лишь часть, не больше трети, но постепенно слышу, как ее дыхание становиться спокойнее, а сердце снова начинает биться в нормальном темпе.

Чувствую, как ее боль медленно расползается по моим венам, опаляя их, сжигая дотла, но мне все равно. Я хочу, чтобы она жила.

Глава 20

Медленно включаюсь в сознание. Болит все тело, и особенно спина. Кажется, Алихан разодрал ее всю, и на мне живого места не осталось, или же меня сожгли еще тогда, и теперь я просто превратилась в пыль…

– Где я…

В горле невероятно дерет. Хочется пить, словно много дней в рот ни капли воды не попадало.

– Ты в покоях Господина. Ты выжила, хотя честно признаться, я  была уверена, что умрешь.

Открываю глаза. Напротив меня стоит невысокая пожилая женщина, одетая все все черное.

– Я не выжила…Меня сожгли. Сожгли на костре!

Порываюсь встать, но тут же оказываюсь больно придавлена к постели.

– Тише-тише. Не надо вставать пока. Лежи. Ты ведь Саназ, верно?

Быстро хватаю ртом воздух. Не понимаю, что происходит. Лишь обрывками помню вчерашний день. Алихан, кровь, невероятная боль и когти. А затем…яркое пламя костра. На глаза наворачиваются слезы. Он сжег меня живьем!

Мне в руки дают какую-то тарелку.

– Возьми. Надо поесть.

С силой отталкиваю ее, от чего содержимое тарелки летит на пол.

– Нет! Я не буду. Уберите это. Я ничего не хочу, ничего!

– Глупая. Радоваться должна.

Слова этой полоумной женщины просто выводят меня из себя. Даже не верю в то, что слышу.

– Радоваться? Чему?! Чему я должна радоваться? Тому, что меня изнасиловал демон, или тому что впивался когтями в мою спину? А может тому, что он меня хотел сжечь на костре за грех, который я даже не делала?

Слезы ручьем текут из глаз, а в горле все сжимается. Из груди то и дело вырывается болезненный стон.

– Ты точно глупая девушка. Послушай старую Фемиду. Алихан должен был убить тебя. Он должен был растерзать твое тело. Разорвать его на куски, выпить всю кровь. Ты бы даже до костра не дожила, но он оставил тебе жизнь. То, что ты пережила, лишь похоть Господина, но поверь мне, ты отделалась лишь царапинами.

– Уйдите! Не надо мне ничего говорить. Не надо мне помогать. Оставьте меня. Я хочу умереть!

Сквозь слезы вижу, как женщина недовольно качает головой, но все же выходит. Меня же всю трясет. Ненавижу ее. Ненавижу его. Ненавижу каждую тварь в этом аду!

К горлу подступает кашель, но как только начинаю кашлять, спина просто огнем горит. Чувствую, как слезы капают из глаз. Это все он. Алихан это сделал. И я не прощу его. Никогда!

* * *

Я оставляю Саназ поздно ночью и готовлюсь к предстоящему бою с Аменом до самого утра. Справляясь с мечом и готовя оружие к предстоящей войне, ловлю себя на мысли, что все время думаю о ней. О своей рабыне. О той, которую уже давно должен был убить, казнить, сжечь, но почему-то ее сердце до сих пор в груди. Только потому, что я этого хочу. И, кажется, становится только хуже.

На рассвете приходит Фемида и первым делом проверяет Саназ. Когда я уходил, она еще дышала, пусть и слабо. Теперь же я снова чувствую то странное биение в груди, которое усиливается каждый раз, когда думаю об этой проклятой беловолосой женщине.

Фемида выходит только спустя час. По ее искривленным губам я понимаю, что что-то не так.

– Говори.

– Рабыня пришла в себя. Раны на ее спине перестали кровоточить за ночь. Ты постарался?

Сжимаю зубы. Догадалась, все-таки, старая ведьма. Коротко киваю.

– Она выживет?

– Не могу сказать пока точно. Если даже тело ее поправится, то душа вряд ли. Если человек хочет выздороветь, я помогаю ему, но если сам отказывается – тут я бессильна. Она не ест ничего и не пьет. Глупая. Думает, что ты сжег ее на костре.

Перевожу взгляд на окно покоев. Что же ты придумала себе, моя маленькая человечка.

Ведьма уже разворачивается, чтоб уйти, но в последний момент я окликаю ее.

– Стой. Подожди.

– Да, мой повелитель.

– Дай мне снадобье от стука в груди. Оно слишком часто меня отвлекает.

– Покажи, где.

Ведьма подходит ближе и внимательно смотрит на меня.

– Здесь.

Показываю по центру груди. Именно там сильный стук преследует меня последние несколько дней. Фемида как-то странно улыбается.

– О нет, мой Господин. От этого у меня нет лекарств. Это ваше сердце.

Зверею. Я не человек, откуда оно у меня.

– У меня нет сердца, сама знаешь.