Можно зацепить Бута веревкой, думает Зиновий, и оттащить в сторону, но это рискованно, может кончиться членовредительством. Выбора нет – надо заняться вопросом амортизации.

Обдумывая этот вопрос, он делает движение всем телом и тут же замечает, как дергается отражение Бута в гладкой воде. Тощий Гриша кажется ему толстым нетерпеливым Тимуром. Давыдов слегка качает головой, и толстяк в воде открывает рот и взмахивает рукой. Вся страна превратится в самокатчиков. Нет, лучше уж Бут. Хотя чем же лучше? Хороших президентов не бывает. Так что…

Он не додумывает до конца, что означает это так что, отворачивается от призрачного Анти-Бута-Мосолапова и приступает к реализации намеченного плана. На тележке, прицепленной к велосипеду, он начинает возить из соседнего поселка всякое старое барахло – матрасы, подушки, пустые картонные коробки и детские мягкие игрушки. Делает несколько рейсов. Сооружает под Бутом высокий курган, собирает прибрежный мусор – пластиковые коробки и бутылки, огрызки пенопласта и поролона. Он просто очищает планету от мусора. У него впереди целая вечность. А начало положено здесь – у высокого волжского утеса. Возможно, где-то далеко в этот момент еще кто-то падает с неба. Он еще успеет и туда. Так что статус Бута не имеет значения.

Да, он не сможет один очистить планету и за тысячу лет, но все-таки когда человек один, он силен, ему никто не мешает, он сам по себе. Может быть, никто не будет больше ходить по этой планете эту тысячу лет. Но если вдруг кто-то появится – пусть хоть и один-единственный, – он обнаружит планету чистой, хотя бы местами, хотя бы там, где кого-то выбросили из вертолета.

Он спускается к реке, идет по песку. Стеклянная гладь воды опустела – не видно ни Тимура Мосолапова, ни Григория Бута. Давыдов разувается и осторожно входит в воду. Вода будто масло принимает его, обжимая ноги и не растекаясь.

А в это время из-за гор появляется громадная девка со щеками и задницей. Мона Лиза Анаконда. Она взбирается на утес, останавливается под Бутом, поднимает свою корявую лапу и пальцами тянется к зависшему в воздухе Грише. Вот незадача, думает, сидя перед своим аквариумом, Федя, надо ее устранить, как бы не натворила чего. Почему все в мире стоит, а она движется? Ага, Мона Лиза еще слишком маленькая…

Едва Мона Лиза прикасается к Буту, тишина резко опрокидывается – отваливается невидимый затык, и поток звуков хлещет наружу! Зашуршало! Загудело! Зачирикало! Замурлыкало! С небес нисходит пронзительный скрежет и чей-то глубокий вздох. Ушей Давыдова достигает настойчивый писк из кармана. Он достает проснувшуюся дуреху и видит на дисплее пляску кроваво-пожарных букв. XY vs XN. Xлам Yдаленных против Xлама Nаделенных. Где Y ≠ N. Схватка завершилась…

Ожившие волны с грохотом обрушиваются на скалы, сильный порыв ветра подхватывает мусор, разложенный прямо под Бутом, раскидывает картонные коробки, поднимает в воздух поролон и пенопласт. Бут срывается с невидимого крючка и падает в ладонь великанши в грязном сарафане с нестираемой надписью Kiss me, Гриша.

Из смятого картонного ящика вываливаются старые елочные игрушки: картонные зайцы, русалки, олени, поделки из папье-маше, серпантин, конфетти, хлопушки. Приоткрывается ядерный чемоданчик, брошенный Зиной рядом с велосипедом, оттуда выскакивает пепельно-серая крыса Рита, задирает вверх голову, и в следующий миг уже карабкается по сарафану, все выше и выше, навстречу своему повелителю…

Мона Лиза чуть встряхивает бывшего президента России, словно очищая от пыли, делает гигантский шаг, ступает в реку, усаживает Бута на палубу плывущей мимо утеса длинной самоходной баржи, похожей на пенал, набитый утилем – картонными коробками и старыми автомобилями, отправленными на переплавку. Гриша соскакивает с гигантской ладони и резво бежит по палубе, вдоль ряда ржавых Жигулей, дергая ручки, и наконец забивается в какой-то фургон. А по руке Моны Лизы, будто по гигантскому мосту, за Бутом несется серый комочек – миниатюрная крыса. Мона страшным голосом визжит при виде этой козявки. Сухогруз вторит ей тревожным гудком.

Зиновий швыряет вслед Буту ядерный чемоданчик. Затем снова спускается к воде и долго моет руки, будто чемоданчик набит был собачьим дерьмом.

А над рекой появляются боевые вертолеты, слышна пулеметная стрельба. Мона Лиза машет в воздухе руками, пытаясь сбить винтокрылую пакость, но вертолеты расходятся в стороны, один за другим, прямо в развороте выпускают в Мону Лизу Анаконду по ракете.

Большая баба вздрагивает, откидывается, минуту стоит, пошатываясь, словно раздумывая о своей горестной судьбе, и, взмахнув руками, всем своим гигантским телом обрушивается в воду. Поднимается огромная волна, вместе с серпантином, картонными зайцами и слониками она накрывает дачные домики…

На месте, где только что стояла Мона, среди всплывших вверх брюхом рыбок качается на волнах чемоданчик…

Нажми на паузу, дружок!

Миша Павлов

Тарелки оживают, начинают вибрировать, раздуваться, принимают какие-то немыслимые формы – морских ежей, мухоморов, жирных гусениц. У некоторых по бокам появляются светящиеся выемки в обрамлении горящих красным пламенем гребешков, у других – что-то вроде банановых гроздей и пучков острых игл. Переливаясь всеми цветами радуги, тарелки медленно сближаются. Павлов ощущает тошноту. Выпитая перед полетом кока-кола просится наружу.

Тарелки сближаются в каком-то фантастическом танце, набрасываются друг на друга, производя движения, недвусмысленно свидетельствующие о том, что вся эта летающая военная техника занялась групповым сексом. Господи, мама годная, шепчет, хватаясь за голову, Павлов, они живые! Лицо у него разом желтеет и плывет, будто сделанное из воска. Он дергается, изо рта бьет мутно-коричневая жидкость. И в тот же момент Павлов чувствует, как сзади в него входит огненное жало…

Тата Кататония

Ну и денек…

Открываю глаза и не сразу соображаю, куда я на этот раз попала? Что происходит? Похоже, я вырубилась в машине! Так? Непонятно – я же на корпоративе совсем не пила. Помню, как будто мы врезаемся в черный джип. Да? А дальше… Ой, хе-хе… Открываю глаза и что же я вижу?! Передо мной ряды эрегированных членов! Жуть! За ними плетки, ошейники, кружевное белье. Растрепанная ворона хлопает надо мной крыльями и каркает во все свое воронье горло! Ага, я уже на том свете, думаю, и все оказывается совсем не так, как ожидалось. Рядом какая-то белая пушистая манда визжит во всю глотку. Думаю, ангел?! Нет, не похоже. В общем, дикое состояние. Я окончательно рехнулась, сейчас поеду в психушку…

Включаю дурочку. Странно – ни одного пропущенного звонка. Время 17.45, 7 августа. Последний раз, когда я смотрела на часы, было 17.40. Удивительно, как я умудрилась за пять минут оказаться в этом борделе. Надо бы позвонить Зине. Но перед этим не мешало бы выпить. Нет ничего лучше в такой ситуации двойной целлюлозы со льдом.

Под изумленными взглядами каких-то очумевших теток и мужика в черной куртке встаю, одергиваю платье и направляюсь к выходу.