— Мистер ван Дорн, — вмешался Ник в этот поток распоряжений, — позвольте попросить вас еще только об одной вещи. Ваша дочь, кажется, мне доверяет. Позвольте мне приехать повидать ее сегодня вечером и завтра перед отъездом. Эти мои визиты будут, разумеется, бесплатными. Я просто хочу, чтобы моя пациентка была как можно спокойнее, отправляясь в психиатрическую лечебницу.

— Разумеется, доктор Рисби, — ответил мистер ван Дорн, — я вам очень благодарен за это предложение.

Задыхаясь от слез, я медленно пошла наверх. Бедняжка Ева, ну почему все так получилось! Теперь уже ей никогда не вернуться к нормальной жизни, к нормальным людям. А тот злодей, который это все устроил… как он, наверное, сейчас торжествует. Да, все кончено для нее. Ее запрут в клинике, мистер ван Дорн, конечно же, обеспечит наилучший уход, но там ей уже никогда не избавиться от страшных тайн и темных воспоминаний. Там ей никто в этом не поможет. В конце концов они возьмут верх, а мозг не выдержит. Если бы все то, что ее сейчас убивает, можно было обсудить открыто, рассмотреть при ярком свете дня… Только Ник мог бы помочь ей избавиться от губительных воспоминаний. Но теперь все кончено… надежды нет.

Но кто же все-таки мог подложить в комнату умирающего кролика? Кто? «Любой из домочадцев», — ответила я сама себе. Можно было незамеченным подняться и спуститься по черной лестнице, и это мог проделать кто угодно. Да, но кому это могло быть выгодно? Если допустить, что в случае выздоровления она могла бы раскрыть чью-нибудь тайну, разве не проще было бы убить ее? Но ее ведь и пытались убить, вспомнила я вдруг; нас обеих пытались убить той ночью. Правда, с тех пор покушений больше не было. Почему?

Я вытерла слезы и, как маску, надела на лицо улыбку, прежде чем открыть дверь в ее комнату. Мистер Тайлер сидел рядом с ней и держал ее руки в своих. Она смотрела вниз, прямо в пол.

— Мистер ван Дорн просит вас к себе, сэр, — сказала я и медленно покачала головой в ответ на его немой вопрос.

Он устало вздохнул, выпустил Евины руки и вышел. Я села рядом с ней. Поздно… все поздно — это была единственная мысль в моей усталой голове.

За ужином Ева совсем ничего не ела, как, впрочем, и я. Мы, конечно, не говорили при ней о том, что ей предстоит, но у меня было такое чувство, что она это знает. Вообще же эпизод с кроликом, похоже, оказал на нее еще более разрушительное действие, чем мертвая лиса, тогда, в первый день. Она, правда, не стояла в углу, уткнувшись лицом в стену, как несколько дней назад, но странным образом выглядела еще более отрешенной от мира, чем всегда. Я вдруг поняла, кого она мне напоминает — смертельно больного человека, который потерял всякую надежду выжить.

Ник должен был прийти вечером, хотя, честно говоря, я не представляла, что еще можно сделать. Мистер Тайлер был намерен любыми способами оттянуть отъезд. Вряд ли мистер ван Дорн ему это позволит. Даже миссис ван Дорн вела себя так, будто навсегда простилась с дочерью, как если бы Ева уже умерла. Может быть, она была по-своему права.

Ева задремала; я воспользовалась этим и стала упаковывать вещи. Сундук, который прибыл только сегодня, я даже не трогала. Я уже решила для себя, что не останусь в этом доме ни минуты после того, как увезут Еву.

Но что я буду делать потом? Это был вопрос, на который у меня пока не было ответа. Если бы не Ник, я бы скорее всего сразу же вернулась в Нью-Йорк и принялась за поиски нового места. Думаю, найти что-нибудь было бы не так уж сложно. Но теперь… как быть теперь? Ехать в Нью-Йорк, несмотря ни на что… или остаться в этом городе, рядом с Ником? Может быть, даже выйти за него замуж? Видит Бог, этого мне хотелось больше всего на свете.

Но у него свои проблемы. Прочной практики пока нет. С надеждами вернуть Еву в мир нормальных людей, а значит, получить признание в городе и вообще в медицинском мире придется проститься. Более того, неудача с Евой, конечно, сослужит ему плохую службу. Могу ли я, имею ли я право мешать его работе, ставить под удар его карьеру?

С тяжелым сердцем упаковывала я вещи. Нет, мне совсем не жаль было покидать этот старинный дом. Скорее наоборот. Но Ева! Что с ней будет? Сердце рвалось на части.

Ник приехал рано, еще не начало темнеть. Я слышала стук колес экипажа и встретила его на пороге. Он был так занят своими мыслями, что приветствовал меня лишь мимолетным, почти машинальным поцелуем и сразу прошел наверх. Мы закрыли дверь в спальню Евы, и он быстро заговорил.

— Тайлер пообещал, что документы будут готовы не раньше завтрашнего вечера. Он уже сообщил об этом доктору Виггинсу. Это дает нам еще один день. А нам нужны недели… если, конечно, не случится чуда.

— Так значит, конец? — спросила я внезапно охрипшим голосом.

— Ну, нет, не совсем, — ответил Ник неожиданно бодро. — В нашем распоряжении есть еще кое-что. Я, правда, не очень люблю пользоваться этими методами. Но в данном случае, я бы сказал, на карту поставлена сама жизнь Евы, так что другого выхода я просто не вижу. Есть, конечно, небольшой риск: если об этом станет известно медицинской ассоциации, боюсь, мне не поздоровится.

Я порывисто обняла его.

— Дорогой, я, конечно, ничего не могу тебе советовать, тем более в таком случае, как этот. Но знаешь, я почему-то уверена, что ты, конечно же, думаешь в первую очередь о ней, а уж потом о себе.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Значит, ты хочешь, чтобы я рискнул?

— Да, да! Делай все, что считаешь нужным.

— Прекрасно! Ты знаешь, без твоего согласия я бы, наверное, не решился. Но теперь… мы вместе… ты меня понимаешь. Да теперь я, кажется, горы сверну.

— Конечно, мы вместе. Конечно, я тебя понимаю. Разве могло быть иначе? Скажи, чем я могу помочь.

— Пока ничего конкретного делать не надо. Главное — продолжай верить мне, как раньше; мне это очень помогает.

— Верю тебе безгранично, мой дорогой.

— Знаешь, пожалуй, это к лучшему, что ты пока ничего об этом не знаешь. Я хочу сказать, не знаешь почти ничего ни о самом методе, ни о возможных последствиях. Ситуация может сложиться достаточно щекотливая, и если Ева хоть что-нибудь заподозрит с твоей стороны, все пропало.

— Тогда не рассказывай мне ничего, — согласилась я.

— Это может оказаться опасным, — предупредил он, — причем опасность может исходить от самой Евы или от кого-нибудь из окружающих. Я не могу предугадать ее реакцию.

— Это не имеет значения, если в конце концов ей станет лучше.

— Хорошо. Сейчас мне нужно провести с ней примерно полчаса, и я не хочу, чтобы нас прерывали ни при каких обстоятельствах. Постой, пожалуйста, на страже, пока я не закончу.

— Поняла. А если кого-то нельзя будет удержать, я тебя предупрежу. Я так счастлива, что могу хотя бы чем-нибудь помочь.

— Все. Оставайся здесь, я пошел к ней.