Встал. Взял бутылку текилы. Накатил почти полный стакан.

Зря. Практика показывает, что алкоголь сейчас не возьмет. Только чуть туманится сознание. А со следующего стакана я просто отрублюсь.

Включил телевизор. Корреспондент жужжал, как встревоженная оса, на фоне общаги, которую мы так удачно разнесли.

– Представители диаспоры заявили, что не оставят безнаказанным этот акт террора. Земля будет гореть под ногами у террористов.

«Как школы захватывать – нормально. А как самим перепадает – так разгул террора», – подумал я…

Ответные действия не заставили себя долго ждать. На следующий день в Ингушетии обстреляли военную колонну.

Еще через два часа в Питере в метро взорвалась шахидка.

Мусульманский террор начал вписываться в общее безумие.

* * *

Я стоял у окна. Сгустился вечер. По шоссе мчались, перемигиваясь фарами, табуны машин. Светились окна домов тысяч квартир, обитатели которых хотели жить достойно и спокойно. Город давал им ощущение незыблемости – вот только оно становилось все более иллюзорным.

Мегаполис – это организм. Дороги – транспортные артерии. Квартиры и люди в них – клетки. Продовольственные магазины – это горло и пищевод. И этот организм уязвим. От умелых точечных ударов он может лишиться сознания, а потом и жизни. И тогда он превратится в тюрьму для обезумевших людей.

Что нужно для этого? Перекрыть поставки продовольствия. Несколько терактов на энергетических объектах, Мосводоканале, канализации. И конец мегаполису. Конец государству. Если «Альянс» хочет этого, тогда после сегодняшних иголочных уколов пойдут настоящие удары – ножом.

От раздумий меня отвлек звук открываемой двери. Я напрягся.

Но это был Куратор, прибывший на «кукушку» с опозданием в четверть часа.

Как-то читал книгу про суперконтору, типа нашей, но куда круче. В суперконторе служат супермены и там суперправила. Чтобы враг тебя не вычислил, если ты опоздал на встречу с агентом на десять секунд, встреча уже не состоится – мол, нарушен режим, и это может быть вражьими происками. На самом деле, живи мы по таким правилам, наша фирма давно бы загнулась. Невозможно регламентировать все до мелочей, до секунды. Кроме того, никто не отменял бардака, авось, небось и форс-мажоров.

– О, стол накрыт, – кивнул Куратор на чайник, печенье и бутерброды, в том числе с красной икрой – это я заглянул в «Азбуку вкуса».

– Выйду на пенсию, в офис-менеджера переквалифицируюсь, – заявил я. – Сколько жертв по общаге?

– Одиннадцать убиты. Два десятка раненых.

– Масштабно…

– Если тебя это успокоит, среди убитых один в розыске за участие в бандподполье. И еще трое проходят у нас как причастные к террористической деятельности…

– Бальзам на душу.

– Все, проехали. Считай, что это тебе приснилось. У нас тут кое-что интересное нарисовалось. – Он сунул флеэшку в ноутбук. – Знаешь, что это?

– Без понятия, – сказал я, глядя на какие-то списки.

– Без вести пропавшие сотрудники спецподразделений за последние пять лет. Двадцать восемь человек.

О как! Фамилия, имя, отчество. Досье на людей, само существование которых является гос-тайной. Притом людей из разных ведомств.

– Кудесник вы, товарищ полковник, – с уважением произнес я. – Как вы сумели добыть это?

– Колдовством…

– Двадцать восемь.

«Капитан Дольский, 3-я отдельная бригада ГРУ Генштаба, пропал без вести при выполнении задания командования.

Майор Магомедов, группа «А» Ростовского управления ФСБ, пропал без вести при выполнении специальной операции.

Сержант сверхсрочной службы Штолин, бригада ГРУ Генштаба, погиб при исполнении служебных обязанностей».

– Посмотри статистику, – посоветовал Куратор. – Количество в последние годы растет в разы! Хотя активных боевых действий сейчас не ведется.

– Странно. Такая динамика. Должны быть расследования, разбирательства, слетевшие погоны. Должны быть назначены крайние. Должна подключиться военная прокуратура.

– Какая прокуратура? Спецслужбы во всем мире прячут потери при проведении боевых операций.

– Люди-тени, – кивнул я. – Летучие мыши. Появились ниоткуда и никуда ушли.

Да, родной спецназ. Помню я эти ощущения перед заброской. Сдать ордена, документы, вывернуть все карманы – не дай бог, останешься на чужой территории, и на твоем бездыханном теле найдут что-то, что обозначит принадлежность к российской армии. Тень и должна остаться тенью.

Помню старую песню, посвященную штурму дворца Амина в Кабуле, которая отлично передает это отчаянье:

Без документов, без имен, без наций

Лежим мы у сожженного дворца.

Горит звезда, пришла пора прощаться.

Разлука тоже будет без конца.

Особые люди. Особые обстоятельства. Особые нравы. Эдакий рыцарский орден, который мало кто в состоянии понять.

«Шесть лет назад – два без вести пропавших, – фиксировал график. – За семь месяцев этого года – шесть. В прошлом – одиннадцать».

– Тебе любой ученый муж скажет – серьезное отклонение от статистических показателей может быть только в том случае, если изменились условия протекания явления. Если идет какой-то процесс.

– Это может быть целенаправленное уничтожение бойцов спецподразделений?

– Не может, – покачал головой Куратор. – Мы бы знали, что идет охота за спецами. Все бы переполошились.

– Тогда что мы имеем?

Куратор угрюмо посмотрел на меня.

И я произнес те слова, которые напрашивались и о чем мы уже знали:

– Двадцать восемь бойцов… Это боевое ядро «Альянса».

Куратор кивнул.

– Тогда наши проблемы еще серьезнее, – вздохнул я. – Они поставят на уши всю Россию.

– Что и происходит.

– Нет, это только начало. Когда они ударят в полную силу, тогда и будет Армагеддон.

– Не преувеличивай. Меньше трех десятков человек.

– Они обучены уничтожать мегаполисы, полковник. Они гончие ада.

Мы помолчали. Я допил зеленый чай. Да, новости сногсшибательные. Но надо рассматривать их непредвзято…

– А вообще ситуация с этими пропавшими без вести ничего не напоминает? – спросил я.

– А что?

– Опытные бойцы из силовых структур ставятся в ситуацию, когда у них остается один выход – исчезнуть и возродиться в новом качестве. При этом предложения им делают так, что они не могут отказаться… Это стиль вербовки «НК».

– Так вербовали со времен фараонов.