– Алло?

– Приветствую. – Я сел, неожиданно для себя чувствуя, как меня покидает напряжение. – Говорит ваш старый коллега. Как здоровье, Дженни?

– Ларри! – Радость в ее голосе сразу подняла мне настроение. – Как мило, что вы позвонили. У меня все отлично. Я даже уже могу ковылять с палочкой.

– Уже ходите… это замечательно! Когда вас выписывают?

– В конце будущей недели. Я жду не дождусь поскорее выбраться отсюда и снова начать ходить. Скажите, Ларри, а у васто все хорошо?

Интересно, как она реагировала бы, скажи я ей, что готовлюсь совершить ограбление.

– Полный порядок. Опять работа… дела. Вот договорился пообедать с клиентами. Как раз кончил одеваться и вдруг вспомнил о вас.

– Я тоже о вас думала. Как я рада, что вы уехали из этого города, Ларри. Люсвил не для вас.

– Наверно. И все же я по нему скучаю… и по вас. – Мне вдруг захотелось снова ее увидеть, но я понимал, что это невозможно. Через четыре–пять дней я отправлюсь в Европу и вероятно никогда уже не вернусь. Мне вспомнились ее небрежно причесанные волосы, ее глаза, ее энергия и доброта. – Через несколько дней я должен выехать в Европу… бизнес. Иначе съездил бы повидаться с вами.

– О! – Пауза, затем она продолжала: – Вы долго пробудете в отъезде?

– Точно не знаю… в зависимости от обстоятельств. Может быть придется завернуть и в Гонконг. Да… это займет порядочный срок.

– Понятно… Что ж, доброго пути, – в ее голосе вдруг появилась безжизненная нотка, сказавшая мне, что она расстроена. Я смотрел в стену, ничего не видя. Я думал об одиночестве, которое ждало меня впереди. Изгнанник в чужой стране… Я даже не знаю ни одного языка. Все выглядело бы совсем иначе, будь со мной Дженни. С такими деньгами мы могли бы устроить чудесную жизнь. Такие мысли крутились в моей голове в то время, как она говорила: – У вас, наверно, светит солнце. Здесь оно ужасное. Бывают дни, когда так хочется настоящего солнышка.

Я думал о том, как весело и интересно было бы показывать ей Гонконг, но тут же с чувством тягостного уныния осознал, что теперь уже поздно. Я не мог сказать: «Поедем со мной!» Не мог вот так, безо всякой подготовки, ошарашить ее своим предложением. И потом, она еще не может ходить. Нет… поздно. Уезжать нужно через несколько дней после ограбления, пожалуй, в следующий понедельник. Оставаться чересчур опасно.

– Солнце здесь чудесное, – сказал я, уже жалея, что позвонил. – Я буду писать, Дженни. Ну, ладно, время позднее. Берегите себя.

– И вы тоже.

Мы обменялись еще несколькими словами, и я положил трубку. Я сидел, уставясь в стену. Неужели я люблю ее? Я задумался. Мне начинало казаться, что это так, но вот любит ли меня она? Может быть, оказавшись в безопасности в Швейцарии, я напишу ей и поведаю о своих чувствах. Попрошу ее приехать туда для разговора. Пошлю ей авиабилет. Мне казалось, что она согласится приехать.

Я посмотрел на часы: ждать еще больше двух часов. Больше не в состоянии торчать в четырех стенах, я вышел из дома и поехал в магазин «Интерфлора», открытый допоздна. Я сделал заказ на посылку роз для Дженни и написал открытку, в которой обещал скоро связаться с нею. Понимая, что нужно чего–нибудь поесть, я поехал оттуда в отель «Спэниш Бэй» и прошел в закусочную, где взял сандвич с копченой семгой и стакан водки.

Подошел и сел рядом один из моих клиентов, Джек Кэлшот, богатый биржевой маклер с лицом пьяницы. Мы поговорили о всяких пустяках. Потом он сказал, что подыскивает браслет с изумрудами и рубинами и выразительно подмигнул: – Не для жены, сам понимаешь. Я нашел такую штучку – огонь–девушка, только нужен подход. Найдется что–нибудь в таком роде, Ларри?

Я ответил, что это не проблема, и пусть завтра зайдет в магазин.

Следующий час я провел, выслушивая его болтовню. С ним было полезно поддерживать знакомство – я не раз получал от него хорошие биржевые советы. Где–то в глубине сознания у меня вертелась мысль, что скоро все изменится – еще одна перемена обстановки. Интересно, найду ли я друзей в Швейцарии? Судя по тому, что я слышал о швейцарцах, они не особенно приветствуют иностранцев, но, по крайней мере, там будет американская колония, среди которой можно завести знакомства.

Наконец, стрелка моих часов доползла до без четверти десять. Я попрощался с Кэлшотом, который пообещал зайти завтра около десяти. Садясь в «бьюик», я подумал о Феле и внутренне поежился. «Получить по лицу пистолетом – не шутка, будет больно». «Миллион долларов никогда не дается легко», – сказал я себе.

Когда я позвонил у дома Сидни и Лоусон шел через вестибюль открывать, я увидел Клода, выходившего из лифта.

Лоусон открыл дверь и оба поздоровались со мной.

Когда Лоусон вернулся к себе рысцой, это говорило о том, что по телевизору идет хорошая передача. Клод сказал:

– Мистер Сидни сегодня очень возбужден, мистер Ларри. Я с трудом уговорил его пообедать. Надеюсь, вы поможете ему успокоиться.

Подумав о предстоящем налете, я решил, что это маловероятно.

– Приложу все старания, Клод, – ответил я. – Доброй ночи. – И я пошел к лифту. Выйдя наверху из кабины, я проворно спустился по лестнице. Достигнув вестибюля, я остановился, огляделся, затем быстро пересек вестибюль, повернул механизм дверного замка, поставил его на предохранитель и поспешил к лестнице. Как я и предвидел, открыть входную дверь оказалось совсем просто.

Сидни примчался на звонок и распахнул дверь настежь.

– Входи, милый мальчик! – воскликнул он. – Его глаза искрились. – Обед, наверно, был ужасный?

– Скверный. – Я закрыл дверь и, взяв его под руку, провел в гостиную, зная, что дверь осталась незапертой. – Она колеблется. Я не думаю, чтобы ее муж захотел тратиться, но я повстречал Кэлшота и ему нужен браслет с изумрудами и рубинами. Он придет завтра… очередная цыпочка.

– Бог с ним… иди посмотри мои эскизы.

Идя вслед за ним к столу, я взглянул на часы. Десять минут одиннадцатого. Через двадцать минут здесь будет твориться черт знает что. Я почувствовал, что слегка вспотел и, достав платок, вытер ладони.

– Смотри! – Он разложил на столе четыре эскиза. – Как тебе нравится?

Я склонился над ними, почти ничего не видя от волнения.

– Тебе не кажется, что вот этот превосходен? – Он положил свой длинный изящный палец на второй с краю рисунок.

Я овладел собой и усилием воли прогнал пелену, застилавшую глаза. В течение нескольких секунд я разглядывал