у нее светлые, а не черные – но это пустяки, краска для волос известна с незапамятных времен…

Радаев цепко глянул на меня:

– Что такое? Ты будто привидение увидел…

Я вспомнил, что сам он не видел Оксану – мы ее не разрабатывали, вообще ею не занимались, вообще не знали ни о существовании Эльзы, ни о том, что она осталась в Косачах. Самое время помянуть про себя недобрым словом неведомое начальство Крамера – могли бы и отреагировать побыстрее, прислать если не Крамера, то хотя бы эту самую фотографию и сообщить об Эльзе… Ну ладно, никуда она не денется…

– Привидение не привидение, а шапочную знакомую, – сказал я, отложив фотографию.

И кратенько рассказал, что к чему. Радаев, как всегда, остался невозмутимым, а Крамер легонько присвистнул:

– Вот, значит, как…

– Вот именно, – сказал я. – Она преспокойно обитает у нас под носом на соседней улице… точнее, на перпендикулярной, но разница невелика – в двух шагах…

– Значит, она и сейчас в аптеке? – спросил Крамер.

– Наверняка, – ответил я.

Он энергично встал:

– Не возражаете, если я схожу посмотрю?

– Да бога ради, – сказал Радаев. – Вы мне не подчинены, у вас своя служба, у нас своя… Но внутрь заходить, пожалуй, не стоит? Если девица такая шустрая, она вас может узнать и в нынешнем вашем виде. Вам дать провожатого?

– Не стоит, – возразил Крамер, такое впечатление, мысленно нетерпеливо переступавший с ноги на ногу. – Я ведь хорошо знаю Косачи, часто тут бывал. Свернуть направо, пройти до перекрестка, там снова направо на перпендикулярную улицу – и вскорости по левую руку будет аптека. Правильно?

– Правильно, – кивнул Радаев.

– Внутрь заходить не буду. Прекрасно помню: там три окна во всю стену. Одно давно разбито и заделано фанерой, но два других целехонькие… Это единственная в городе аптека, так что ошибки быть не может. Я быстро обернусь…

И он вышел, а мы посмотрели друг на друга – и молчали. Я не знал пока, что тут сказать, и подполковник явно тоже.

– Вот что еще… – сказал наконец Радаев. – Я просто не успел тебе сказать, приехал Крамер, и я решил, что это может подождать… Понимаешь, я тут с утра опять посмотрел посмертное фото «голяка». И подумал, что где-то уже об этом человечке слышал. Именно об этом. В конце концов припомнил: часовой, которому неизвестный сунул самопальный конверт с анонимкой, дал его точный словесный портрет. Парень толковый, хваткий… Я его быстро нашел по телефону, вызвал к себе и показал фотографию. Он ручается, что анонимку ему отдал «голяк». Интересное кино, верно?

Чуть подумав, я сказал:

– Но ведь это нас ни на шаг не приближает к главной цели…

– Зато дает ниточку, – уверенно сказал Радаев. – Послезавтра воскресенье, базарный день, пошлю туда несколько ребят с фотографиями, Петрушу твоего мобилизую, все равно ему делать нечего. Авось да что и получится. Теперь – Эльза… Я верю, что ты не ошибся, но для надежности подождем Крамера…

Ждать пришлось минут десять. Мы сидели, как на иголках, время от времени заговаривали о разных пустяках и всякий раз быстро теряли нить разговора и замолкали. Наконец вошел Крамер, по армейскому обычаю без стука, и я все понял по его лицу – оживленное, глаза сияют прекрасно мне знакомым охотничьим азартом.

– Ну что же, товарищи офицеры… – сказал он на полдороге к своему стулу. – Это Эльза, никаких сомнений. Только волосы перекрасила, заразочка…

Раскрасавица

Эльзу мы взяли легко и спокойно, словно спелую морковку из грядки выдернули. Я встал напротив двери, а остальные привычно рассредоточились по обширной лестничной площадке так, чтобы их нельзя было увидеть сразу из открытой двери. Как и в прошлый раз, я повернул плоскую головку звонка на крупной бронзовой бляхе с красивой старинной гравировкой «ПРОШУ ПОВЕРНУТЬ». В прихожей задребезжало, дверь, не спрашивая «Кто там?», открыла Эльза в том самом платьице с длинными рукавами, привлекшем мое внимание еще в предыдущий сюда визит вежливости – чересчур роскошное для оккупационного времени и явно не советского пошива.

Не теряя время, я схватил ее за обе руки повыше локтей (отметив, что сила в руках у нее есть), притиснул к стене. При таком наряде ей некуда было спрятать пистолет, но теперь, когда я знал, кто она такая, следовало проявить осторожность. Она не сопротивлялась, и в прихожую хлынули остальные всей оравой – Петруша и еще трое наших оперативников, двое из них с пистолетами на изготовку, из той же самой скрупулезной осторожности.

Правда, оружие они тут же убрали в кобуры – никакого сопротивления мы не встретили. Появился Липиньский и уставился на нас, как кролик на удава. Я показал ему, не раскрывая, удостоверение Смерша, а поскольку он вряд ли знал, что такое Смерш, объяснил кратко: военная контрразведка. Фамилию называть не стал – ни ту, под которой в прошлый свой приход фигурировал офицером комендатуры, ни настоящую, честным образом от отца доставшуюся. Писал же премудрый царь Соломон, что во многом знании многие печали (я в свое время прилежно проштудировал Библию – на допрос ко мне попадал самый разный народ, иногда знание Библии оказывается полезным).

Вдумчивый обыск начали с комнаты Эльзы, каковая сидела тут же под присмотром старшего лейтенанта Баканова, которого я заранее предупредил, что это за цветочек, и велел бдить недреманно. Предосторожности оказались излишними: она все это время сидела смирнехонько, как школьница в классе, помалкивала с видом невинным и даже страдальческим – благонравная девочка, крайне удивленная вторжением оравы мужиков с пистолетами. (Липиньского я посадил в его кабинете под охраной Петруши.)

Ну, что сказать… Одежда, найденная в платяном шкафу, явно дореволюционной работы (вся мебель в квартире именно такой и была), сама по себе наталкивала на интересные размышления: два платья, пара юбок и пара блузочек, шелковые чулки, шелковое же нижнее белье, демисезонное пальто, обувь – все немецкого производства, новенькое и явно не самое дешевое. Без сомнения, позаботился ее покойный дружок, прибалтийско-тевтонский жеребец был из тех, кто считает, что свою девушку надо не только раздевать, но и одевать – вообще-то положительное качество для мужика, нужно признать. Там же, в шкафу, обнаружился и кожаный чемодан, с которым она, к бабке не ходи, заявилась к аптекарю. Похоже, в школе она собиралась без особой спешки, хватило времени аккуратно уложить шмотки в чемодан…

В одном из ящиков тумбочки обнаружилось нечто гораздо более интересное, в отличие от одежды, нешуточный компромат. Ухоженный пистолет «вальтер» 7,65 так называемой полицейской модели – обойма в рукоятке,