– Теперь слушай. Я постараюсь вернуться прежде, чем герцог наверху проснется, но если не смогу – пришлю Жермена.

– Как это – не сможешь?

– Из-за Йена, – ответила та удивленно, словно я и сама должна была догадаться. – Раз солдаты уходят, он может вот-вот вернуться из Валли-Фордж… а ведь мальчик мой, бедняжка, до сих пор думает, что я мертва.

В лесу, в пяти милях от Валли-Фордж

– А квакеры верят в рай? – спросил Йен Мюррей.

– Некоторые верят, – ответила Рэйчел Хантер, переворачивая носком ботинка большую поганку. – Нет, пес, не трогай! Разве не видишь, какого она цвета?

Ролло, решивший было обнюхать гриб, презрительно фыркнул и отвернулся, задирая морду к ветру в надежде на более аппетитную добычу.

– Тетушка Клэр говорила, собаки не различают цвета, – заметил Йен. – А почему «некоторые»? Квакеры бывают разными?

Порой убеждения квакеров ставили его в тупик, но в трактовке Рэйчел они всякий раз обретали необычайно интересный смысл.

– Наверное, обходятся одним нюхом? Собаки, я имею в виду. Что до твоего вопроса, то мы считаем таинством жизнь здесь, на земле, в свете Христовой любви. Может, загробная жизнь и существует, но оттуда никто еще не возвращался. Поэтому нам всем остается лишь гадать, что там.

Они стояли в тени небольшой ореховой рощи, и мягкий зеленоватый свет, струящийся сквозь листву, озарял Рэйчел неземным сиянием, которому позавидовал бы любой ангел.

– Что ж, я там тоже не бывал, поэтому спорить не буду, – заметил Йен и наклонился, чтобы поцеловать ее чуть выше уха.

По виску Рэйчел тут же пробежали крохотные мурашки, вид которых необычайно тронул его сердце.

– А с чего ты вдруг заговорил о рае? – с любопытством спросила она. – Думаешь, в городе будет война? Не замечала прежде, чтобы ты боялся смерти…

Валли-Фордж, откуда они ушли час назад, кишел солдатами, словно мешок зерна – долгоносиками. Как только пошли слухи, что солдаты Клинтона отступают, американцы принялись спешно лить пушечные ядра и набивать порохом патроны, готовясь к захвату Филадельфии.

– Что ты! В городе войны не будет. Вашингтон хочет перехватить людей Клинтона по дороге.

Йен взял Рэйчел за руку: маленькую, загрубелую от работы, но – как оказалось, когда она сплела с ним пальцы – на удивление сильную.

– Нет, я думал о матушке… Как бы хотелось показать ей места вроде этого.

Широким жестом он обвел полянку, на которой они стояли: из скалы под ногами бил родник удивительно синего цвета, над ним нависали ветви желтого шиповника, в которых гудели летние пчелы.

– У нее дома в Лаллиброхе тоже рос такой шиповник; еще бабушка посадила. – Он сглотнул комок в горле. – Но потом я подумал: наверное, на небесах с отцом она будет счастливее, чем здесь без него.

– Она всегда будет с ним: и в жизни и в смерти, – прошептала Рэйчел, сжимая ему пальцы, и приподнялась на цыпочки вернуть поцелуй. – Когда-нибудь ты отвезешь меня в Шотландию, чтобы я увидела розы твоей бабушки.

Они помолчали, и тиски горя на сердце понемногу разжались… И все благодаря Рэйчел.

Йен не стал говорить этого вслух, но более всего он жалел не о том, что не смог показать матери красоты Америки… а о том, что она так и не увидела Рэйчел.

– Ты бы ей понравилась, – вырвалось вдруг у него. – Моей матушке.

– Хотелось бы надеяться… – с нотками сомнения протянула Рэйчел. – А ты рассказывал ей обо мне там, в Шотландии? Что я из квакеров? Многие католики нас недолюбливают.

Йен напряг память, но так и не вспомнил, упоминал ли при матери об этом незначительном факте. В любом случае, уже не важно, поэтому он просто пожал плечами.

– Я рассказывал ей, как тебя люблю. Кажется, этого ей было достаточно. Правда… отец очень много о тебе расспрашивал. Поэтому он точно знал, что ты квакер. Значит, и мама тоже.

Йен взял ее под локоть, помогая спрыгнуть с высокого камня.

Рэйчел задумчиво кивнула, но, следуя за ним через поляну, все-таки спросила:

– Как считаешь, супружеская чета должна во всем доверять друг другу? Делиться не только прошлым, но вообще, каждой своей мыслью?

Опасливое чувство пробежало по спине Йена мышью с холодными лапками. Он глубоко вдохнул. Йен любил Рэйчел всеми фибрами своего существа, но это ее умение – читать его словно открытую книгу, будто она впрямь умеет заглядывать ему в голову, – несколько пугало.

Йен рассчитывал, что они пешком дойдут до Мэтсон-Форта и там встретят Дензила с его фургоном, тогда ему хватит времени, чтобы обсудить наедине с Рэйчел кое-какие вопросы. Правда, будь у него выбор, он предпочел бы этому разговору пытки… Однако Рэйчел права – она должна знать всю правду. Чем бы потом ни обернулась его искренность.

– Наверно. Я хочу сказать… да… насколько это возможно. Пусть не каждой мыслью, но хотя бы самыми важными. И прошлым, да. Иди сюда, давай присядем на минутку.

Йен подвел ее к поваленному бревну, полусгнившему, поросшему мхом и серым лишайником, а сам уселся в душистой тени высокого красного кедра.

Рэйчел ничего не спрашивала, только удивленно вздернула бровь.

– Итак… – Он глубоко вдохнул, опасаясь, что во всем лесу не хватит воздуха. – Ты ведь знала… что я уже был женат?

Рэйчел опешила, но изумление тут же пропало с ее лица – так быстро, что не сиди он рядом, и не заметил бы.

– Не знала. – Одной рукой она принялась собирать юбку складками. Светло-карие глаза безотрывно глядели ему в лицо. – Ты говоришь «был»… Значит, это в прошлом?

Он кивнул, чувствуя себя гораздо легче, словно с плеч упал камень. Не каждая девушка так спокойно воспримет подобные вести.

– Да. Иначе я не стал бы звать тебя замуж.

Рэйчел поджала губы и прищурилась.

– Вообще-то, – задумчиво протянула она, – ты меня замуж не звал.

– Разве?! – поразился он. – Ты уверена?

– Я бы обязательно запомнила. Не звал. Были кое-какие намеки, но предложение так и не прозвучало.

– Что ж… Ясно. – Лицо у него вспыхнуло. – Я… но ты… ты же… – Может, она и права. Но она ведь говорила… или нет? – Ты ведь говорила, что любишь меня?

У Рэйчел едва дрогнули губы. Глаза так и вовсе заискрились весельем.

– Я выразилась не столь прямо. Но да, об этом я говорила. По крайней мере, намекала.

– О! Тогда ладно. – Йен приободрился. – Значит, любишь.

Он обнял ее здоровой рукой и жарко прильнул к губам. Рэйчел, слегка задыхаясь и комкая его рубашку на груди, ответила на поцелуй, потом все-таки отстранилась.

Губы у нее припухли, кожа, исцарапанная бородой, порозовела.