Она зябко повела плечами.

Поверхность озера, взрыхленная крупными каплями, была непривычно матовой. Казалось, что вода загустела. Низко висящие хлопья тумана медленно поднимались вверх — на ее глазах рождались молодые облака. Горы и лес были мокрыми и грустными.

«Когда на Ламе кончается ночной шторм и поверхность озера покрывается чуть мутным серебристым зеркалом, на скалы спускается густой летний туман — и тогда кажется, что горы плачут, прощаясь с нашими палатками…» — придумала она фразу для своего будущего репортажа.

Хотя, какого репортажа… Размечталась! Описания этих красот надо было продвигать многими годами раньше — и не в местную прессу, а в бывшие столичные издания. Теперь уже поздно.

На нее нахлынуло острое чувство тоски и одиночества, внезапное впечатление ненужности никому.

Ночь подступила вплотную к Форту, проникла сквозь толстые бревенчатые стены, узкие окна и приоткрытую дверь, резко обозначив узкий круг тепла и уюта. Фарида зябко передернула плечами от этого ощущения. Неожиданно причудилось присутствие какой-то нечистой лесной силы. Она вернулась к столу и развернула сиденье так, чтобы за спину не подглядывала чернота окон. Снова засела за ответ на опус Квеста.

Ей почему-то вспомнилось, как в недалеком прошлом она всерьез заинтересовалась было балагуром Димкой, показавшемся ей наиболее привлекательным из всей компании. Вообще Фарида долго привыкала к сообществу этих парней. Поначалу со скепсисом воспринимала их начинания и безудержные мальчишеские фантазии. Удивляло то, что серьезные люди в серьезном возрасте все еще могут оставаться такими же романтиками, как и в студенческие годы. Только потом она поняла, что и с ней уже случилось непоправимое: привычная жизнь кончилась, исчезла, а вместе с ней навсегда исчезли устои привычного городского бытия. Она сама стала романтиком. Или — вовремя вернулась к этому состоянию.

В газетной работе ей это только помогало. Жалко было лишь невосполнимой потери прежнего круга общения. У нее осталась их компания, а все былые друзья, а тем более, подруги словно умерли — все разом, оставив ее совсем одну с новыми, теперь уже старыми, друзьями.

А поначалу было тяжеловато. Эти палатки, лодки, огромные рюкзаки, вечные костры…

И Сержант.

«Почему же мы не можем раз и навсегда выяснить свои отношения?» — подумала Фарида, не успев вытереть навернувшуюся слезу. Этот вечный воин, похоже, сам ничего не знает. От этой мысли Фарида вдруг успокоилась, решив, что просто нужно брать ситуацию в свои руки. Тут же перед ней открылась скорая перспектива помериться силами с неизвестной, но обязательно коварной женщиной — судя по характеру работы Сержанта и его тамошнему окружению. В мыслях рисовалась медсестра или врачиха в крахмально-белом халате, в избытке наделенная невероятной, неземной красотой и массой прочих необыкновенных качеств…

За короткое время Фарида успела ощутить полную смену настроений. Она подошла к зеркалу и стала внимательно изучать свое отражение, одновременно пытаясь представить, как может выглядеть пресловутая соперница-разлучница. Да, Сержант при расставании очень откровенно смотрел на нее… Но, по зрелости характера и наличии соответствующего жизненного опыта, Фарида хорошо знала, что подобные взгляды мужчин отнюдь не всегда выражают то, на что надеется слабый пол.

Молодая женщина снова чуть приоткрыла дверь и вернулась за стол.

Глухой стук тяжелых капель по рубероиду крыши усилился и перешел в ровный низкий гул.

До контрольного времени, в которое они должны были быть на заранее оговоренной частоте, оставалось несколько минут. Фарида выставила на зеленом прямоугольнике дисплея двадцатый канал и с удовольствием закурила. Каждый раз она, приезжая на Ламу, планировала бросить и каждый раз оправдывала себя достойной причиной. Повертела в руках кружку Сержанта.

Странные все-таки у нее с ним были отношения…

Не начавшиеся и не законченные.

Иногда весьма даже тепленькие — Сергей несколько раз ее целовал — публично, паразит… Но дальше этого его смелость не распространялась. А может, у него и желания нет? Но вчерашний прощальный взгляд говорил об обратном…

Она сама так и не смогла как-то обозначить свои помыслы. Пару раз Фарида пробовала закрутить случайные романы со случайными мужчинами, благо тех еще хватало. Это не помогло.

Черт непонятный…

Ленка, наконец, не выдержала:

— Что ты все мечешься от двери и назад…

— Да… Думки мои невеселые. Мутные.

— Вот окрутишь ты его, а потом бросишь… — прочитала ее тайные мысли Малышка. Мягко уселась рядом с подругой, закутанная в спальники, как куколка шелкопряда.

— Ох… Его окрутишь…

— Да ты и не пробовала! В молодости, небось, не медлила… И пикнуть твой Сержант не успел бы!

— А и сейчас не старуха…

— Что же тебе мешает?

— Сама не знаю… Кто у него на сердце? — Фарида положила голову на руку, смешно смяв щеку, и, с якобы веселым отчаянием, продолжила: — А тут еще этот тупой Квест… Он ведь как специально мне сердце рвет. Третий раз про этих медсестер рассказывает! Я уже одну свою знакомую, что в больнице работает, попросила разузнать осторожненько…

— Ты этого Квеста больше слушай! Мужиков не знаешь? Они разве думают, когда говорят что-нибудь… — Малышка схватила Димкин «Отчет», с негодованием потрясла им в воздухе, бросила обратно на стол и продолжила уже тихо:

— Я думаю, может, Андрюху попросить? Хоть этот умный… Оставить вас на недельку здесь — все и решится.

Увидев, что подруга растерянно развернулась к ней, Малышка быстро сменила тему:

— Фаридка! А давай сегодня пир закатим! Я ведь утром первого своего гольца на спиннинг вытащила — повод есть. При свечах, рыбу запечем. У меня во фляжке коньяк есть!

Фарида эту хитрость поняла, как и то, что к проклятой теме придется вернуться. Но она и сама хотела этого, а потому согласно кивнула.

Связь начиналась через две минуты.

* * *

На Аяне дождя не было. Небо было солнечным, лишь на западе плотные облака клубились над плато. Немного поспорили, идет ли на Ламе дождь, и сошлись на том, что — идет вовсю… Разговаривать больше было некогда. Отдохнули вроде, перекусили тем, что нашли, без всякого удовольствия. Теперь — работа.

Сержант уже хотел вставать, когда Игорь неожиданно сказал:

— Ты знаешь, я вот жду… Ты только не смейся… когда же придет этот самый синдром. Посттравматический, что ли… — он говорил медленно и неохотно, осторожно подбирая нужные слова. — Столько про него говорят по телевизору… После таких ситуаций, стрессовых. Как давеча. С ума люди сходят, порой спиваются к чертям. На наркоту садятся… Потом должны сны начать сниться всякие. Кошмарные. Мальчики кровавые. Я не знаю… Кошмары — это слишком сильно, конечно, но ведь надо как-то реагировать, верно? А я — почему-то спокойный, как проснувшийся слон!