Летти склонилась над бокалом и высосала содержимое до дна.

Алкоголь шибанул по желудку, наполнив его горячей благостной влагой.

9

Летти пересекла бульвар.

Стрип в этот полночный час и не думал спать – он вовсю мигал и излучал нервную энергию, которая наполняла ее наркоманскую душу радостью, насколько такое было возможно.

Движение и не думало замирать – машины по обе стороны разделительной полосы из пальм едва ползли.

Практически все, кто проходил мимо нее, были на взводе.

Так ведь и она тоже.

Было приятно снова оказаться на улице, неспешно брести сквозь эти потоки шума и света, чувствовать на плечах и между колен дуновение пустыни Мохаве. Это настоящий сюр – быть в центре всего этого вихря и понимать, что в двадцати милях отсюда, в любую сторону – полный голяк.

Между «Островом сокровищ» и «Миражом» приземистый негр наяривал на губной гармошке. Играл за деньги, но денег никто не давал. В перевернутую шляпу «Панама Джек», что лежала на мостовой рядом с ним, Летти опустила двадцатку.

Он поднял голову.

– Помоги вам Господь. Помоги вам Господь.

Глаза, подернутые громадной мутной катарактой, смотрели прямо на нее. Его улыбка и пронзала насквозь, и обезоруживала.

Летти пошла дальше.

– Сдаваться нельзя! – крикнул он ей вслед. – Надеюсь, вы и без меня это знаете.

Она ускорила шаг.

Гигантский козырек над входом в «Мираж» сиял, словно полуночное солнце.

Вулкан перед казино извергался.

Люди снимали это диво на свои мобильники.

Через тропический ландшафт Летти прошла в отель.

Здесь были воплощены фантазии взрослых людей.

В атриуме разбит целый сад.

За стойкой регистрации – гигантский аквариум.

На то, чтобы найти бар, ушло пять минут; еще десять минут она прождала, пока долговязый малый с длинными кудряшками наконец соизволил уделить ей внимание.

– Вы – Джей? – спросила Летти.

– Да, а что?

– Мне «Плавающую орхидею» и легкую консультацию.

– Кто вас прислал?

– Даррен из «Зебры».

Летти смотрела, как он колдует над водкой, «Куантро», грушевым соком и лимоном.

Бармен поставил коктейль перед ней; она дала ему пятидесятидолларовую купюру и сказала:

– Оставьте себе.

Джей походил на Джоуи Рэмоуна, идола контркультуры времен президента Картера. Он облокотился на стойку, склонился к ней и спросил:

– Что конкретно вы хотите?

– Кокаин.

Джей назвал угол в северной части Вегаса, имя, описал, как выглядит дилер.

К коктейлю Летти даже не прикоснулась.

Она шла по тротуару в поисках такси, и от предвкушения ее даже бросило в пот. Капельки нетерпеливо сочились по ногам. Падшая женщина! Летти представила себе, как ее потребность орет ей прямо в ухо, выпучив глаза, вся исходит слюной в ожидании предстоящего кайфа.

Поставить этой мысли заслон…

Уже поставила. Только мысль его вышибла.

Где-то между «Миражом» и «Цезарем» от поисков такси ее отвлекли молодые голоса.

Впереди мексиканские мальчишки вовсю голосили на испанском. Слов Летти не знала, но мелодия была ей знакома.

– Sublime gracia…[3]

Она замерла. Ее поразил контраст – эти мальчишки, и вдруг духовный гимн.

Летти и не заметила, как зрелище целиком поглотило ее.

А они допели песню и пошли дальше.

У них за спинами оказалась церквушка – на Стрипе в высшей степени неуместная. Внутри горел свет, оттуда поверх дорожного грохота доносился мужской голос.

По каменным ступеням Летти поднялась к двойным дверям.

Обитель Пресвятого Спасителя.

Какая-то загадочная сила притяжения выдернула ее из суеты ночного Вегаса.

Она прокралась внутрь, села на скамью в заднем ряду.

Святилище было хорошо освещено. Пахло кофе.

За алтарем располагалось простое христианское распятие. Статуя Мадонны. Статуя Христа, держащего ребенка.

С трибуны к группе из двадцати-тридцати человек обращался тот самый человек с губной гармошкой.

– Хочу сказать вам, что отрезвление – вещь нелегкая. Но простая. Раковому больному надо сказать: следуйте этим простым шагам. Ходите на встречи. Помогайте другим людям. И вам станет легче. Делайте то, что надлежит делать для спасения вашей бледно-розовой задницы… Прошлой зимой я потерял жену, Айрин. Мой сын, Ласло, умирает от гепатита в тюрьме. Это не просто так. О, великая благодать… – Он вдруг расплылся в широкой и лучистой улыбке. – Но я как-то приспособился и держу марку. Потому что у меня есть подлинная свобода. Внутренняя свобода. Свобода самовыражения. Для начала надо попросить о помощи. Тогда ты понимаешь, что не один такой. Ты – один из нас. И больше ты уже не будешь наедине со своими бедами.

Возможно, ее настроила на определенный лад «Сублиме грация», сам удивительный факт, что в минуту слабости она наткнулась на церковь не где-нибудь, а именно на Стрипе, но Летти вдруг почувствовала, что заскорузлая корка ее бытия вдруг дала маленькую трещинку. И, не успев передумать или отговорить себя, она вызвала к жизни свой «Айфон» и удалила контакт наркодилера.

Хозяин губной гармоники спросил:

– Кто-нибудь хочет что-то сказать? Чем-то поделиться? Быть красноречивым не обязательно. Долго говорить не надо. Но надо – от души.

Летти поднялась.

Сердце ее вырывалось из груди.

Она пошла по проходу к человеку с гармоникой.

Он сел, а она осталась стоять рядом.

Все произошло фантастически быстро.

Что ты делаешь?

Она положила руки на трибуну.

Над головой гудели лампы дневного освещения.

Сквозь стены сочился приглушенный гул дорожного движения.

Летти посмотрела на лица вокруг.

Молодые.

Старые.

Богатые.

Бедные.

Черные.

Белые.

Латиносы.

Крупье после смены.

Официантки.

Швейцары.

Водители.

Туристы.

Зависимые.

Все равны перед Господом.