бы кто-то хотел испытать подобное. Понятно, что люди не знали, каким был мой папа, понятно, что не обязаны были нас жалеть, но как можно было не видеть очевидного когда тебе больно, ты вряд ли сможешь сдерживать эмоции, а когда ты врешь и тебе все равно, ты будешь спокойно сидеть в белом свитерочке, говорить заученный текст и фальшиво улыбаться!

Знаете, меня так воспитали, что никогда никому я не причиняла боль. У нашей семьи, при папиной жизни, не было откровенных врагов, так, небольшие завистники, не более. И если б я была на месте Тамира и воочию увидела, какую боль нанесла семье, я бы тут же за кулисами, бросилась на колени и сказала: «Простите, я не подумал! Да, я захотел славы, а может, и правда думал, что это мой папа (хотя он точно знал, что он не сын), но я не думал, что нанесу вам такую боль!»

И больше бы не пошла ни на какие эфиры. Так как жить, зная, что ты кому-то принес боль и горе, для меня невыносимо. Но он, видимо, не из плоти и крови… или душу продал за тридцать серебреников.

Мой папа очень грамотно меня научил никогда никого не судить, не вешать ярлыки и не обесценивать чужие заслуги. Мне было лет шестнадцать, мы смотрели какой-то концерт по телевизору, и я позволила себе высказать критику в адрес того или иного певца.

– Как плохо он поет! Кто вообще его выпустил на эстраду?!

– А ты можешь петь так, как он?! – спросил папа

– Так я не певица!

– Тем более, какое право ты имеешь судить?

– Но он же совершенно не умеет держаться на сцене! – продолжала я.

– А чего достигла ты сама? – спросил папа.

– Так я еще учусь.

– Вот когда отучишься, чего-то достигнешь, тогда и поговорим! А пока ты не имеешь права никого критиковать!

– Ну он мне не нравится! – был мой последний аргумент.

– А вот это уже твои сугубо личные проблемы! Творческие профессии субъективны! Даже самый талантливый певец или актер может кому-то не нравиться! Это нормально. Не нравится – пройди мимо и оставь свое субъективное мнение при себе. На критику имеет право только тот, кто в этой же сфере добился каких-то высот. И то критика должна быть конструктивной и приносящей пользу тому, кого критикуют, мотивировать на рост, например. А все остальное называется пустым злословием!

Эти слова я запомнила на всю жизнь! Легко со стороны давать советы, осуждать и обсуждать, вешая ярлыки, но, окажись человек на месте того, кого он же судит, неизвестно, как он себя поведет. Поэтому лучше каждому оставаться на своем месте и заниматься своим развитием, тогда и времени на осуждение других не будет.

Помимо разных страшных обвинений, меня начали обвинять в пиаре! Но опять же это было рассчитано на тех, кто совершенно далек от профессии актера, так как любой артист понимает, что такого рода пиар равен краху карьеры! И надо быть самоубийцей, чтобы на такое осознанно пойти!

Если бы я хотела пиариться, то никогда бы не отказалась от папиной помощи, чем огорчила его в свое время, я бы, наоборот, использовала бы любую возможность, любые связи, чтобы продвинуться в профессии. Я пошла бы в Театр сатиры сразу, как мечтал папа, а не после его смерти!

Когда папа был жив, я считала стыдным работать там, где все будут считать меня блатной. Да, кому-то может показаться это смешным и глупым, и сейчас, спустя годы, я и сама понимаю, что в актерской профессии не поможет никакой блат, на сцене ты сам по себе и если ты бездарен, никакой папа тебя не заслонит, но тогда я считала, что мой путь – это мой путь и я должна добиваться всего сама. Но если б я хотела пиара, я бы ходила с ним за ручку на киностудии и лезла бы везде, куда было бы можно! И еще бы при его жизни добилась бы известности!

Но это не моя история! Для меня всегда было стыдно пользоваться его именем! Я всего хотела добиться сама. И мой путь был непростой, но зато он мой! Никто не может упрекнуть меня в блате!

Да, папа всегда мне говорил, что максимум, чем он может помочь, это просто с кем-то познакомить или помочь открыть нужную дверь, не более, ведь ни один папа или мама не заставит покупать зрителей билеты на спектакль или фильм того, кто не нравится, кто объективно плох в профессии, ни один папа не поможет, если нет таланта и харизмы.

И я это понимала, понимала также, что папа, при всем его желании, чтобы я стала актрисой, был очень критичен ко мне, мог иногда так приложить в замечаниях, что хотелось бежать из профессии, но и хвалить мог так, что крылья вырастали! Я как-то спросила его:

– А если б ты видел, что у меня нет таланта, ты все равно бы отправил меня в актрисы?

На что он ответил:

– Нет, конечно! В первую очередь этим я подставил бы свое имя! Но я видел с твоего детства, что это твое, что ты имеешь талант и харизму! Поэтому так и старался привить тебе любовь к этому делу! И не жалею! Ты способная и талантливая девочка! Главное, продолжать работать над собой, расти в профессии, ведь как только актер перестает расти и успокаивается, он тут же заканчивается как артист!

Но я все равно отказалась от его прямой помощи, пошла работать в небольшой театр, «Театр на Перовской», и не жалею, ведь там произошло мое становление как актрисы, там я переиграла весь мировой репертуар. Там был удивительно талантливый коллектив, а главное, режиссер, художественный руководитель театра Кирилл Маратович Панченко. Он принял меня в труппу, молодой, «зеленой» девчонкой и вылепил из меня актрису! Давал мне абсолютно разноплановые роли, много работал со мной, верил в меня! Я до конца своих дней буду благодарна ему, к сожалению, его уже нет в живых, но он всегда в моей памяти как мой учитель, как крестный отец в профессии! Низкий поклон ему за все!

Вернусь к папиному воспитанию. На двадцатилетие и поступление в театр папа подарил мне иномарку. Так вот, пока я не сдружилась с коллективом и они не поняли, что я нормальная, незаносчивая девушка, я парковала машину в трехстах метрах от театра и шла пешком, мне было неловко, что актеры получают маленькие зарплаты, а я разъезжаю на иномарке! Потом, когда я стала своей в коллективе, всем было уже плевать, какая у меня машина. И мне было