4 мая 1942 года

Никто из работников нашего учбюро, никто из контролеров не потерял членов семьи. Никто у них не умер от дистрофии, и сами они не выбывают из строя, как я, от голода. Упала женщина, когда я шла на работу. А потом упал старик. Чья-то мать, чей-то отец.

Но жить в Ленинграде стало полегче. Смертность от дистрофии снизилась. Помогла Дорога жизни и забота всей страны о блокадном Ленинграде. К тому же надвигается лето – ждем продукции со своих огородов.

22 мая 1942 года

Обследуя домохозяйства и учреждения (правильность выдачи продкарточек), встречаюсь с интересными людьми, подлинными героями. Но есть и такие, как управляющая домохозяйством № 110 З-ва. Приходится иногда превращаться в следователя и передавать дела прокурору. З-ва уже арестована. Ведется следствие. Мой материал о злоупотреблении ею продкарточками полностью подтверждается. Воровала у голодных ленинградцев крохи хлеба и продуктов для себя и своих родичей, продавала карточки, спекулировала.

15 июня 1942 года

Мне совершенно ясно, что мы, коммунисты, в последние годы недооценили значение антирелигиозной пропаганды. Решили, что в СССР все атеисты. А теперь, обходя квартиры граждан (составляя акты об утере хлебных и продовольственных карточек), убеждаюсь в том, что религия занимает еще прочное место в быту у многих.

П-на – ответственный редактор Гостехиздата, а ее сестра – корректор. У обеих за плечами два-три вуза. П-на математик, немало технических книг прошло через ее руки. Сейчас выпускает оборонную литературу. Часто бывает по вызовам в горкоме партии. А дома все углы в иконах.

То же у К-ой, нашей активистки из управхозов.

Была у П-их. Культурнейшие люди, у матери тоже за плечами два вуза. И у них иконы. И у тети Наташи, уборщицы райбюро. Но ей простительно: полуграмотная старая женщина. А первые? Люди с большим образованием, причастные к точным наукам, работают в советских органах. Или эти иконы появились как маскировка, на случай прихода немцев? Мы, мол, не коммунисты и несоветски настроенные люди. Видите, в бога верим – иконы. Значит, ждут немцев: не верят в нашу победу.

19 июля 1942 года

Обследуя частных граждан, я вижу, что кое-кто живет по двум карточкам: от умерших остались и не сданы или получены иным путем. Ведь к нам часто поступают заявления об утере карточек. А как проверишь? Выдаем дубликаты. Не выдать – можно загубить человека, если действительно потерял. А ведь есть и ловкачи, которые карточек не теряли, просто захотели получить вторые.

Появилась в Ленинграде и специальная категория – «ухаживатели». Это люди, которые берутся ухаживать за соседями, кто на ладан дышат; они выкупают их хлеб, продукты, присваивают львиную долю себе и тем ускоряют смерть того, за кем ухаживают.

За мной и Михаилом ухаживали две девушки – бойцы МПВО, бывшие домработницы соседей, живущих ниже нас этажом. Ухаживали честно. В день Мишиной смерти они были заняты, вот почему мне пришлось ползти за кашей, и Миша умер в одиночестве.

6 августа 1942 года

Повсюду теперь огороды. Над грядками порхают мотыльки.

7 августа 1942 года

Сегодня я представила Е-ой, начальнице учбюро, акт об одном домохозяйстве, где я обнаружила явные злоупотребления. Мне был брошен упрек, что я «из мухи делаю слона». Вот как! Я борюсь за каждый грамм хлеба, а когда обнаруживаю украденный у голодающего населения грамм, расценивают это как мародерство на фронте. Иначе не могу и не буду, если это даже кое-кому и не нравится.

У меня явилась сегодня мысль: контроль и контролеров нужно убрать из участковых бюро и районных отделений и оставить за ними только выдачу карточек и учет. Тогда не будет сращивания контролеров с учбюро, контроль будет острее и действеннее. Разве это правильно, когда инспектор учбюро выдает карточки и продталоны, и он же контролер? Это все равно, что продавца магазина сделать контролером.

13 августа 1942 года

В мае этого года всех контролеров учбюро направили в типографию им. Володарского дежурить у машин, когда печатаются продовольственные и промтоварные карточки. Нас направило горуправление. И тогда меня поразило, что мы, контролеры, не знаем – нам не говорили – сколько листов бумаги идет на каждую машину. Мы зорко следили, стояли у машин, глядели в оба глаза, сами меняли каждый бракованный лист бумаги, передавали на машину чистый лист, брак актировали, подбирали все клочки гознаковской бумаги, сжигали. Но тут мало одной надежды на зоркость твоих глаз. Какой толк в контракте, если мы не знали, сколько листов дано на машину? Мы не могли быть гарантированы, что нет утечки на сторону, утечки отпечатанных карточек.

Я подняла по этому поводу шум. Мое предложение учли. Теперь мы хозяева бумаги, все листы, идущие на машину, пронумерованы и проштемпелеваны.

Сегодня мы дежурим в типографии, положение изменилось: контролеры записывают каждую пачку, что идет на машину (записываем номера машин от и до), записываем номера бракованных листов и их замены. Обнаруживая в пачке недостающий номер, записываем его и составляем акт.

Не добраться до причин недостачи и где получилась эта недостача, из чьих рук вышла пачка с нехваткой, понять не можем. Просчет ли это счетчицы или злоупотребление? Среди счетчиц типографии обезличка. Счетчица не ставит свою фамилию на ярлычке, как браковщица на фабрике или заводе. Отсюда и безответственность счетчиц: можно просчитаться или унести пачку, неизвестно, с кого спросить. Может быть, это не вина счетчицы, отпускающей со склада чистую бумагу, а вина того, кто в цехе подсчитывал съем с машины. Я внесла предложение: ликвидировать обезличку в работе счетчиц. Оно принято. ‹…›

23 августа 1942 года

Пока мы еще в кольце блокады. И каждый день обстрелы – частые с короткими промежутками. Из тяжелых орудий. К ним мы уже привыкли, как и к налетам с воздуха. Налеты стали реже, но обстрелы – ежедневно. Это теперь постоянный компонент нашей блокадной жизни. Они пострашнее налетов. О приближающихся к городу вражеских самолетах предупреждает заранее сигнал воздушной тревоги, а об обстрелах никаких предупреждений нет, да они и невозможны. Население узнает о них по жуткому свисту в воздухе, когда уже летит снаряд, и не может от него укрыться своевременно в бомбоубежище. На некоторых улицах появились предупреждающие надписи: «Во время обстрела эта сторона улицы наиболее опасна».

Регулярно выходит «Боевой карандаш» – листки ленинградских художников. Они вывешиваются на окнах правления Союза художников на ул. Герцена, рядом с домом, где я живу. У этих окон всегда много людей: читают листки. Они напоминают листки РОСТА, которые выпускал Маяковский.

27 августа 1942 года

Было совещание контролеров в городском управлении. Начальник