Шов отозвался свербением, и я почесала его через рукав.

– Это ведь ты сделал? – спросила я, указывая на Троя пальцем. Кожа на шве неестественно натянулась. Затем я махнула рукой в сторону комнаты, где осталась умирающая старуха.

– А что ты делаешь с ней?

– Помогаю ей. Облегчаю ее страдания.

Спуская таблетки в канализацию. Рассекая мне бритвой вены. Я проглотила образовавшийся в горле ком. Закрыла глаза.

– И как именно ты облегчаешь страдания?

Трой медленно покачал головой, шагнул в мою сторону.

– Единственно возможным способом.

Я сама не ожидала, что оттолкну его с такой силой. Распахнув дверь, я выбежала в холл, пробежала мимо регистраторши и выскочила на морозный воздух. В машину я села, дрожа не только от холода.

Я не могу вернуться к Трою. Не могу пойти к Деккеру. И домой пойти не могу. Поэтому я ехала куда глаза глядят. Сворачивая на случайных перекрестках, прокладывая маршрут из ниоткуда в никуда. Может, именно так выглядит ад? Девушка, оставшаяся совсем одна, которой некуда пойти.

Я проехала жилые кварталы, оставила позади озеро. Теперь я оказалась на той же дороге, по которой вчера меня возил Деккер. На ней не было даже нормальной асфальтированной обочины, но и полоски грунта по краям полотна тоже постепенно исчезали, уступая место плотно растущим высоким деревьям. Люди попытались проложить путь через самое сердце природы и оставить свой след. Только через сколько лет природа опять поглотит его? Через сколько лет корни прорастут наружу, разрушив асфальт? Через сколько лет от цивилизации не останется и следа?

А потом я развернулась и поехала назад в город. Потому что и в конце этой лесной дороги меня никто не ждал. Но направлялась я не домой. Я проезжала по улочкам городка: я здесь никогда не была, но они все равно казались знакомыми. Неизбежное сходство. Как моя жизнь, только перенесенная в другие декорации. Все это время в голове звучал шепот Троя. Я видела очертания его лица, склонившегося надо мной в темноте палаты. Он спрашивал, мучаюсь ли я. Обещал, что все скоро закончится. Тысячу раз эти фразы всплывали у меня в мозгу. Но я никак не могла понять, о чем он говорил: о жизни или о смерти.

Я вела машину и иногда чувствовала притяжение. Еле ощутимое справа. Позади. Впереди. Никуда не спрятаться от него. Смерть повсюду. Она пробирается в мой мир, ищет меня. Точно знает, что я сбежала от нее, и пытается вернуть.

Ощутив сильное притяжение, я поддалась ему. Съехала с узкой витиеватой дороги, огибавшей городок, и вывернула на равнину, поросшую кустами. Скоро заросли закончились, и я оказалась на бетонной дороге. Передо мной раскинулась линия жилых домов и витрин магазинов. А затем их снова скрыли деревья.

Я медленно ехала через жилые кварталы, пока не оказалась у ранчо цвета растопленного сливочного масла. Широкая веранда, два белых кресла-качалки, поскрипывающих под порывами ветра. А может, их раскачивают призраки. Я заглушила двигатель и стала наблюдать.

В этом доме кто-то болеет. В этом доме кто-то скоро умрет. Притяжение было сильным, но руки не дрожали. Мозг вел себя, как и полагается нормальному мозгу. Но смерть ходила рядом. Внутри приоткрылись белые кружевные шторы. Узенькое женское личико смотрело прямо на меня. Белая ночная рубашка сливалась со шторами, поэтому казалось, что тела нет, а лицо парит в воздухе.

Безжизненное, бесцветное лицо призрака. Я опустила лоб на руль и тяжело вздохнула. Трой был прав: для нее все позади. Эта женщина стара, одной ногой стоит в могиле. Как я могу ее спасти? Никак. Лицо продолжало смотреть на меня. Будто понимало, что я само воплощение смерти. Предупреждение. Бесполезное, кошмарное предупреждение. Я потрясла головой, завела машину, надавила на газ и уехала.

Я чуть не проехала мимо собственного дома, потому что увидела рядом машину Троя. Сначала хотела проскочить мимо, но мама стояла у окна и успела заметить меня. Через стекло она тоже казалась безжизненной, бесцветной. Когда она стала такой? Я упустила момент. Озеро Фалькон поглотило меня почти месяц назад. Может, оно поглотило и ее?

Я припарковалась на подъездной дорожке, поднялась на крыльцо, вошла. В гостиной мама была одна, но я знала, что Трой где-то рядом.

– Где он? – потребовала я ответа, обшаривая глазами дом.

– Я чуть с ума не сошла! Как ты могла так поступить? Просто взять и уехать, ничего мне не сказав!

– Что? – Утро всплыло перед глазами. Как давно это было. – Ты была занята.

– Я? Занята? Так занята, что ты не могла отпроситься? Боже мой, Дилани, да в кого ты превратилась!

Удар. Быстрый, резкий удар острейшей бритвой. Вот что я ощутила. Слова режут плоть, как режет лезвие. Прежняя Дилани обязательно бы спросила, может ли уехать. Прежняя Дилани, у которой мозг на снимке окрашен в равномерный серый цвет. А я – не она, я – кто-то другой.

Металлический скрип по бетону. Я быстро пересекла кухню, прачечную, распахнула заднюю дверь. Она стукнулась о стену, задребезжали стекла. Следом прибежала мама.

– Ты что здесь делаешь? – крикнула я.

Трой набрал полную лопату снега и выкинул на газон. Затем снова набрал снег – металл противно заскрежетал по бетону дорожки.

– Он помогает мне, – сказала мама. Голос показался мне очень, очень далеким.

Я смотрела на Троя. Он перестал чистить снег, поставил лопату вертикально, оперся на древко, тяжело дыша. По тому, как он махал тяжелой лопатой, по пустоте во взгляде, по напряженному рту я видела, что он не помогает – он дает выход ярости. Дает выход ярости, счищая снег с нашей дорожки.

Мама продолжила:

– У тебя же не хватило воспитания вовремя явиться на собственное свидание.

– Думаю, мы еще успеем в кино, – сказал Трой, глядя на меня, но изо всех сил стараясь делать вид, что не смотрит.

Я бросила взгляд на маму, затем на Троя. Он еле сдерживает злость, она – даже не пытается.

– Идем, Дилани, – произнес Трой, беря меня под локоть.

Он протащил меня за собой через дом, а я позволила это сделать, потому что в тот момент не знала, кого бояться сильнее. То ли незнакомца, который оказался совсем не тем, за кого себя выдавал, то ли женщины, рядом с которой выросла, но которая слишком быстро превращается в чужого человека.

Трой поехал в сторону, противоположную кинотеатру.

– Куда ты везешь меня?

– К себе.

– Нет. Я поеду только в кино.

Он бросил на меня короткий взгляд и улыбнулся.

– Я тебя недооценивал.

– А я тебя переоценивала.

– Зря ты так, – сказал он, но все же свернул, выехал к кинотеатру и припарковался с другой стороны здания.

Я выскочила из машины, прежде чем он заглушил двигатель. Ни за что я не собиралась сидеть с ним в машине наедине, пусть даже при свете дня. Потому что помнила, как он смотрел на меня, расчищая лопатой снег. Помнила, какой след остался от его пальцев у меня над локтем, а ведь тогда он даже не прикладывал усилий. А шрам с четырнадцатью поперечными стежками уже сам по себе служил достаточным предостережением.