Она чувствует вокруг себя ориша, словно плащ; они нематериальны, но толпятся, им не терпится увидеть, примет ли она их подарок. Еще нет, святые. Знак хорошего адвоката – вот этого адвоката – все подвергать сомнению. Даже святых. Хитрый ход, дешевый трюк – вот столпы лунного права. Маландрагем.

– Ты отчаялся, раз выбрал меня, – говорит Ариэль.

– У меня есть другие консультанты. Мои враги ожидают такого. Я им не доверяю.

– Это твои советники по контракту.

– Леди Луна еще не заключила контракта, которого бы не нарушила.

– Я не хочу прятаться, Джонатон. Я не буду перешептываться с тобой в чулане. Вся Луна должна знать, что Ариэль Корта – твой советник.

– Договорились.

Ариэль допивает коктейль. Люби меня, говорит спираль лимонной корки в пустом бокале. Люби меня снова. Возьми меня. Ее пальцы прикасаются к ножке, готовые повернуть бокал на четверть оборота – общепринятый знак «принесите еще». Стол почувствовал бы это, служитель принес бы ей его, чистый, запотевший и очищающий. Почти. Она отпускает бокал.

– Какова роль Видьи Рао?

– С человеком, который утверждает, что может предсказывать будущее, лучше сотрудничать, чем враждовать.

– Когда имеешь дело с тем, кто может предсказать будущее, не следует делать выводов исходя из того, на чьей стороне этот человек.

– Наши отношения изменились. Мы были советником и тем, кто выслушивал советы. Теперь мы союзники.

– Видья однажды сказалэ мне, что эйные машины отметили меня как того, кто совершит на Луне великие дела. Что они сказали о тебе, Джонатан?

– Орел полетит.

– Ну разве можно не влюбиться в это пророчество? Я согласна. Одно условие. Я хожу на каждое совещание. Бейжафлор получает каждый отчет. Мне нужно видеть их лица.

– Спасибо, Ариэль.

– Это было мое условие. А вот мой райдер. Марина – моя охрана. Мне нужен бюджет на одежду. Я хочу прекрасную квартиру, минимум сто квадратных метров, в хабе. Не выше 15-й улицы. Я хочу свои ноги обратно. Побыстрей. Но сначала…

Она щелкает вейпером, раздвигая на полную длину, фиксирует его. Затем поворачивает ножку бокала «мартини».

* * *

Волки танцуют, но Робсон Корта не танцует. Для него эти движения просты – большинство волков плохо владеют телом и танцуют так же, он мог бы перефанковать любого из них, и музыка – точнее, музыки, ведь они могут следовать двум ритмам одновременно – не слишком болезненна, но Робсон не присоединяется к буги. Вагнер кивает ему; Амаль протягивает руки, приглашая, но Робсон трясет головой и потихоньку уходит от ритмов и тел на балкон. Этим утром Амаль едва его не укусилэ. Он шарахнулся и избегал нэ до конца дня, но теперь думает, что это мог быть комплимент. Волки: ему еще во многом предстоит разобраться.

Клуб находится на 87-м уровне в восточной части Крикалева, в конце проспекта; немодный – далеко от хаба, репутация неважная – слишком высоко. Робсон не хотел идти, но стае трудно отказать. Волки любят собираться, когда Земля полная. Стая Меридиана соединяется со стаей Тве: члены стаи приходят и уходят. Будет много секса.

Робсон наклоняется над железными перилами. Проспект Крикалева – каньон света, хаб Антареса выглядит как далекая светящаяся галактика. Вагончики канатных дорог образуют цепочки качающихся фонарей; байкеры, несущиеся по 75-му, превращаются в полоски света, которые мчатся вниз по уровням и лестницам так быстро, так захватывающе. Робсон задерживает дыхание. Однажды он делал подобное, когда был мальчиком, упавшим на Землю.

Робсон держит свой коктейль над пропастью. В нем не только алкоголь. Хоан был строг насчет психотропных веществ. Вагнер понятия не имеет о том, что подходит детям. Хоан был силен по части границ; всегда соблюдал их, но всегда вел переговоры. У Вагнера границ нет. Не в волчьей ипостаси. Робсон скучает по Хоану. Робсон часто думает о последней лжи Хоана, оставшегося по другую сторону шлюзовой двери на станции Лансберг. Вагнер до сих пор не разрешил ему связаться с Хоаном, Дариусом или трейсерами.

Робсон опускает бокал, не притронувшись к коктейлю. В другую ночь и на другой вечеринке он мог бы его жадно заглотить и насладиться кайфом, но для того, что он сейчас хочет сделать, нужна ясная голова и послушное тело. Он достает спрятанную в гетрах палочку с краской. Робсон подозревает, что его тренировочный наряд в стиле 80-х изначально не был предназначен для парней. Парни бы добавили больше карманов. Но он выглядит в этом наряде хорошо, а чувствует себя еще лучше. Он рисует толстую белую полосу поперек губ. Резкое движение влево, вправо – и вот вдоль его скул тянутся белые линии.

Никто не видит, как Робсон Корта прыгает на перила; слева от него два километра светящегося пространства, и он бежит, легко и уверенно, до конца балкона. Волчья компания продолжает пировать. Два ритма то сливаются, то разделяются.

Это легкое место. Это место – как приставная лестница. Как крестики-нолики по сравнению с балконом наверху. Робсон одолевает небольшое расстояние, упирается ногой в стену, толкает себя вверх и назад. Взмывает в воздух. Переворачивается. Хватается за перила балкона уровнем выше и использует свою движущую силу, чтобы оторваться от перил, сделать трюк «saut-de-bras», ноги между руками. Бежит, прыгает, делает сальто, которое никто, кроме него, не видит – которое никто, кроме Робсона, и не должен увидеть, – и вот он среди опор верхнего уровня; бежит от балки к балке, пока не находит нужное место, развилку, где встречаются брус и распорка, откуда он может обозревать весь клуб. Робсон приседает, обнимает руками колени.

Раньше у него была стая. Баптист учил его движениям и тому, как они назывались. Нетсанет тренировала, снова, снова и снова, пока эти движения не стали для него привычными, как дыхание и сердцебиение. Рашми, которая открыла ему возможности его собственного тела. Лифен, который дал ему новые чувства и научил видеть не только глазами, чувствовать не только кожей. Заку, который сделал его трейсером. Его стая. Его эката.

Амаль выходит на балкон уровнем ниже. Нэ подходит к перилам полюбоваться видом. Нэ как будто нюхом его чует – и Робсон знает, что видел лишь малую часть того, на что способны волки, когда входят в групповое сознание. Амаль поднимает глаза. Их взгляды встречаются. Нэ кивает Робсону, который вцепился в ребра мира. Мальчик чуть заметно кивает в знак благодарности.

Теперь на балкон выходит Вагнер, и вот они вдвоем. Робсон наблюдает, невидимый, со своего высокого насеста. Коктейли медленными синими арками падают из их рук, пальцы рвут одежду друг друга. Амаль раздирает гуаяберу[16] Вагнера до самого пупка. Нэ хватает зубами сосок и тянет. Робсон видит кровь. Робсон видит чужеродную радость на лице Вагнера. Нэ оставляет кровавые отметины укусов до самого тугого живота. Зубы Вагнера крепко прихватывают мочку нэйного уха, и нэ бормочет от боли и удовольствия.