Как легко она могла бы присоединиться к этому перечню мертвых там, в туннеле. Они причинили ей боль. Они хотели ее убить. Они не должны были оказаться в силах причинить ей боль. Два молокососа из третьего поколения не должны были даже прикоснуться к ней.

Она матерится, дергая калитку почерневшими, непослушными пальцами, обессиленно приваливается к защитной решетке. Каждый вдох – как медленный и сильный удар ножом. Она бредет по 17-му западному уровню, ковыляет против движения, чтобы держаться за перила. Перед нею открываются ущелья квадры Ориона. Она тащится вдоль края обрыва, от опоры до опоры. Клиника находится в километре к северу от огромного цилиндра, где встречаются пять «крыльев» квадры Ориона. Опора за опорой она волочит свое тело туда, где должны помочь. У нее уходит десять минут на то, чтобы одолеть сто метров.

Она едва не шепчет команду перезагрузки Хетти. Позвать на помощь. Позвонить Ариэль. Ариэль поможет. Так говорят все в Байрру-Алту. Марина не в силах так поступить. Она потерпела неудачу. Она позволила им забрать деньги Ариэль. Как она может заявлять, будто защищает Ариэль, если даже ее деньги защитить не сумела? С того дня, как «Корта Элиу» пала в огне и крови и Марина забралась на крышу мира, рука за рукой, перекладина за перекладиной, с Ариэлью Кортой на плечах, она берегла эту женщину от множества врагов, жестоких и терпеливых.

Рука за рукой Марина тащится вдоль перил.

Позвони ей. Не усугубляй идиотизм гордостью.

Хетти загружается. Марину ждут три сообщения. Два про джин, и еще одно – о том, что кредитный лимит траффика исчерпан. Марина Кальцаге бьет раненым кулаком по перилам. Боль сильная, оправданная и очистительная.

Ее испугало не то, что они ее избили, а то, что они смогли ее избить.

Моту подъезжает и открывается.

– Ты работаешь с Ариэль, верно? – В салоне пассажир – мужчина средних лет, с волосами и кожей, серыми от многих лет воздействия медленной радиации.

Марина с трудом кивает.

– Залезай. Боги, у тебя дерьмовый вид.

Он помогает ей добраться до двери клиники.

– Я раньше работал на «Корта Элиу», – говорит этот мужчина. – Тогда я был пылевиком. – Потом он прибавляет на португальском: – Ссать я хотел на контракты Брайса Маккензи.

* * *

– Разумеется, с кредитом Ариэль все в порядке.

Клиника доктора Макарэг расположена в Хабе Ориона, на 17-м; все блестит, и оборудование отличное. Полированные боты, сияющие клиенты. Настоящие цветы на столе в приемном отделении, где Марина оставляет кровавые отпечатки на белом пластике. Доктор Макарэг – бывший врач Боа-Виста, личный доктор Адрианы Корты. Она лечила Ариэль Корту в медцентре Жуан-ди-Деуса, после того как Эдуард Барозу рассек ее позвоночный столб ножом, выращенным из собственных костей. Она ютилась вместе с семьей в переполненном, вонючем убежище, когда Боа-Виста был уничтожен; она ухаживала за выжившими – последнее, что она могла сделать для семейства Корта. Она переехала в Меридиан и открыла в Хабе Ориона клинику, оборудованную по последнему слову техники, близко к центрам общественной жизни и власти. Доктор Макарэг помнит о чести и верности, семье и долге.

– Просто не настолько в порядке, чтобы его хватило на обработку ран и сканирование.

Доктор Макарэг благотворительностью не занимается.

– Давайте только сканирование, – говорит Марина.

– Я бы посоветовала… – начинает доктор Макарэг, но Марина ее перебивает:

– Сканирование.

Сканер дешевый и поверхностный; два сенсора, пристегнутых к универсальным манипуляторам, но этого хватает. Марина встает в отмеченное место, и бот водит над нею «руками», проникая в сокровенные уголки каждого сантиметра ее тела. Ей даже одежду снимать не надо.

– Как долго?

– Один месяц – может, полтора.

Рука за рукой, перекладина за перекладиной Марина принесла Ариэль Корту вверх, на крышу мира, в Байрру-Алту, где собираются отщепенцы: бедняки, оставшиеся без контрактов, беженцы, больные и те, чьи легкие превращаются в камень после тысячи вдохов в среде, полной пыли. Те, за кем охотятся. Вверх по приставным лестницам и лестничным пролетам, в каморки, ячейки и пещеры, втиснутые в зазоры между старым оборудованием системы жизнеобеспечения и энергетическими блоками, подстанциями и резервуарами с водой. Марина познала этот мир. Проведя шесть недель на Луне и едва научившись ходить по прямой, она попала в Байрру-Алту после отмены контракта. Продавала мочу. Дышала вполсилы, чтобы какой-нибудь покупатель воздуха здесь, внизу, смог дышать полной грудью. Она и не думала, что вернется. Но она знала этот мир и знала, как в нем выжить. И она знала, что Ариэль Корта этого не знает и что неведение убьет ее быстрее, чем любой рубака Маккензи. Она нашла каморку, разыскала гамаки и сеть для потолка, копаясь в мусоре, и, экономя каждый битси, добыла все мелочи, нужные для жизни с некоторым уютом. Надежные данные. Надежная печатная мастерская с кое-какими представлениями о моде. Косметика. Холодильник и джин в холодильнике. Пока Марина плела жизнь для Ариэль Корты, она забыла о собственной жизни. Она забыла о своем теле. Она забыла о том, что Луна делала с этим телом – высасывала кальций из костей, силу из мышц, отнимала мощь Джо Лунницы, которая позволила ей швырять тех пылевиков в шлюзе Бэйкоу, словно тряпичных кукол, пока пара тощих молокососов не прижала ее к земле, не ограбила, не избила, обратив в ничтожество.

Марина тянет к себе панель сканера.

– Там ничто не опровергнет мои слова, – замечает доктор Макарэг. Оно и не опровергает, но Марина сама должна увидеть цифры, говорящие о том, что ее Лунный день приближается, что он наступит скоро. День, когда ей придется решать, возвращаться ли на Землю или остаться на Луне навсегда. Месяц, может, полтора. Тридцать, сорок пять дней. Дней!

– Не говорите Ариэль.

– Не скажу.

Это она должна сказать Ариэль лицом к лицу. Сказать, что ее Лунный день уже не за горами. Сказать, что она ненавидит Луну, всегда ненавидела Луну, ненавидит то, что Луна делает с людьми, ненавидит страх, и опасность, и запах пыли, который проникает повсюду, в каждое моргание и каждый вдох – запах смерти. Что ей до боли хочется увидеть небо, горизонт, ощутить в легких бесплатный воздух, а на щеках – бесплатный дождь. Сказать Ариэль, что единственная причина, по которой она еще здесь, служит Ариэль, защищает Ариэль, заботится об Ариэль, заключается в том, что Марина не может ее бросить.

А после – не сказать ей ничего.

– Спасибо, доктор.

Доктор Макарэг прижимает пальцы к ее избитым ребрам, и от боли Марина падает обратно на каталку.

– Сиди тут и не шевелись. Сейчас мы тебя заштопаем.

* * *

В Меридиане наступает ночь Чжунцю. Квадра Водолея в красном и золотом убранстве; знамена с раздвоенными концами, молитвенные флаги и каскады фонарей льются с уровней, галерей и мостов, и каждая лестница, каждый наклонный въезд переливается от мигающих огней. Огромные фестивальные фонари раскачиваются наверху, на фоне потемневшей солнечной линии. Стайки заполненных гелием Нефритовых Зайцев проскальзывают в средних высотах, уклоняясь от флотилий красных шаров, которые вырвались из детских рук. Летающий дрон-дракон вьется между мостами и канатными дорогами. Здесь биолампы вспыхивают сквозь ветви деревьев и мерцают в кафе и чайных будках, в киосках с Лунными пирогами, которые выстроились вдоль проспекта Терешковой. Глядите-ка: витрины с коктейлями! Послушайте: дюжина мелодий состязается с жонглерами, уличными волшебниками и надувателями мыльных пузырей! На Луне мыльные пузыри достигают титанических размеров. Родители говорят детям, что пузыри могут схватить тех, кто плохо себя ведет, и утащить вверх, в Байрру-Алту – почтенная ложь. А тут разрисовывают лица. Всегда где-то разрисовывают лица. «Я тебя превращу в тигра», – говорит художница, поднимая кисточку. «А что такое тигр?» – спрашивает ребенок.