При этих словах Нисса задрожала.

— Неправда… Сергий никогда не сможет…

— А кто в силах помешать ему? — поинтересовался сенатор.

Нисса умолкла, нервно кусая губы.

— Может, ты все-таки предпочтешь скрыться, пока не поздно? — спокойно предложил Аврелий. — Клавдий Цезарь лично поручил мне это расследование. И те, кто мне помогают, вправе рассчитывать на снисхождение… А теперь я ухожу. Хочешь — идем со мной. У себя дома гарантирую тебе полную защиту. А тут… Тут ты в руках Маврика. Тебе не остается ничего другого, как только выбрать свою судьбу…

Нисса помедлила и воскликнула:

— Не могу!

— Ты сумела вырваться от Вибона. Почему не можешь уйти от Сергия?

В обведенных золотым порошком глазах Аврелий увидел смятение и ужас. На самом деле девушка опасалась довериться незнакомому человеку, боялась покинуть золотую нишу, которую с таким трудом создала себе… Но потом она представила себе Чумазого и решилась: лучше этот странный человек. Хоть он и внушает страх, зато куда привлекательнее омерзительного наемного убийцы с волосатыми руками, которые только и умели, что мучить и душить свои жертвы.

— Хорошо, я пойду с тобой. Только возьму Пушка, я не могу оставить его здесь. Это мой единственный друг, хранитель моих секретов… — произнесла она и, подхватив хорька, поспешила за сенатором.

Вскоре актриса появилась в доме Аврелия. Все домочадцы сенатора были поражены, увидев красавицу Ниссу. Глаза вытаращил даже Фабелл. Кастору, пришедшему в восторг, и Парису, тоже приятно удивленному, было поручено ее охранять. Присутствие актрисы в доме конечно же ненадолго останется секретом, а головорезы Маврика могли проникнуть куда угодно. Поэтому ни одного подозрительного человека нельзя допускать к гостье, во всяком случае, до нового распоряжения. Таков был приказ сенатора.

Ниссу поместили в небольшую комнату, окно в которой было защищено толстыми матовыми стеклами и крепкими ставнями. Аврелий велел наглухо запереть их изнутри и принести светильники.

Кастор, обычно не желавший выполнять подобные обязанности, на этот раз сам приготовил девушке удобную постель с хорошим матрацем из галльской шерсти и даже принес подушку, набитую лебединым пухом, которой тотчас завладел хорек — он уютно улегся на ней и уснул.

Сенатор, убедившись, что все в порядке, собрался было покинуть свою гостью.

— Уже уходишь, благородный Стаций? — жалобно, почти умоляюще спросила Нисса. — Неужели не хочешь побыть со мной?

Она говорила тихо и серьезно, поглаживая шкурку животного, словно зверек мог встать между нею и этим чужим, равнодушным к ее прелестям мужчиной, которым, как она догадывалась, ей никогда не придется повелевать.

Аврелий ощутил на шее прикосновение холодных дрожащих рук и обернулся. Он увидел ее такой, какой она была на самом деле: хрупкая, беззащитная, вовлеченная в жестокую игру молодая женщина… Нисса потянулась к нему, желая обнять.

«Мне следует уйти, — подумал Аврелий. Ее ласки притворны. Она слишком многое скрывает от меня, конечно, она обманщица и, может быть, даже убийца. И сейчас ей нужно только одно — покорить меня, чтобы я защитил ее от всех. Она не хочет меня, но лишь пытается по-своему отплатить мне, как платила когда-то тому гнусному арендодателю…»

Он хотел уйти. Потом взглянул на ее увядающую кожу и привлекательные черты, и неожиданно ему показалось, будто под косметикой он увидел совсем другое лицо — лицо женщины, которую никогда ни один мужчина не посчитает единственной, и почувствовал, что непременно должен стереть это выражение с ее лица раз и навсегда.

И тогда он лег рядом с Ниссой и закрыл глаза, соглашаясь на ее обман.

За десять дней до июльских календ

Аврелий поднялся спустя несколько часов после рассвета, невероятно веселый и расслабившийся, и приветливо встретил Кастора, с усмешкой ожидавшего его у дверей.

— Опять новые духи! — съехидничал александриец. — Ах, наша маленькая гостья… Напрасно Тит Сервилий полагается на тебя!

— Ты что, Кастор, сват мне или блюститель моей нравственности, чтобы беспокоиться о том, как я провожу ночи? — возразил патриций, явно задетый. Еще не хватало, чтобы грек давал ему уроки морали!

Скромное покашливание прервало их разговор.

— Хозяин, Помпония ждет тебя, — сообщил Парис.

Скорбное выражение лица благонравного управляющего не оставляло сомнений относительно того, что думал он о своем хозяине, об этом человеке, который столь легкомысленно относился к своим почетным обязанностям, тратя время не на важные государственные дела, а на какую-то актрису мимического театра.

Как обычно, Аврелий сделал вид, будто ничего не заметил. Знатные господа, разумеется, умели скрывать свою личную жизнь от законных супруг и даже от самого императора, но вот от слуг… Десятки и десятки рабов в каждом римском доме становились свидетелями адюльтера, любовных интриг, кровосмешений, заговоров… Поскольку слуги — что вещи, никто не сомневался: они и не пикнут, равнодушные к тому, что происходит вокруг. И все же эти немые свидетели все видели и в глубине души нередко осуждали хозяев.

— Сейчас приду. Проводи ее в кабинет в западном крыле, — велел сенатор, порадовавшись, что у него достаточно большой дом, чтобы в нем две женщины могли не встретиться.

— Какой ты нарядный, Парис, зеленый идет тебе! — сделала комплимент матрона, похвалив тогу — точно такую же, как у Кастора, которую управляющий поправлял рукой, украшенной кольцом с лазуритом.

Аврелий посмотрел на подругу и едва не раскрыл от удивления рот.

— Помпония, ты великолепна! — искренне восхитился он.

Женщина, которая стояла перед ним, не имела ничего общего с той матроной, которую он хорошо знал. Без своего обычного, монументального парика и высоченных каблуков она оказалась намного ниже ростом. Лицо без косметики — цвета светлой слоновой кости, слегка прочерчено тончайшими морщинками. Даже пышная фигура ее, обычно в ярких, многоцветных одеяниях, выглядела в простой черной тунике стройнее. Единственным украшением строгой Помпонии оказались две длиннющие золотые серьги с жемчугом, спускавшиеся до самых плеч.

Пораженный таким новым, впечатляющим обликом подруги, сенатор не сразу уловил, о чем она говорила.

— …И сразу же после поступления в театр она избавилась от плода, — произнесла в этот момент матрона.

— Кто — Нисса? — очнулся Публий Аврелий. — Наверное, это был ребенок Вибона… — вырвалось у него.

И он тут же понял, какую допустил непростительную ошибку, раскрыв, что знает больше матроны-сплетницы.

— Зачем обращаешься ко мне, если тебе все известно? — рассердилась она.

— Ну что ты, дорогая моя! Твою шпионскую сеть не сравнить даже с осведомителями Валерии Мессалины. Но я подозреваю, что у тебя есть и другие новости…