— И я этого не понимаю, — сказал Аврелий, еще раз благодаря богов, что родился свободным человеком и римлянином.

— Как жаль, хозяин, — огорчился Кастор, когда они вышли. — Я придумал себе такую красивую сказку о знатной девушке, которая стала рабыней и готова на все, лишь бы отвоевать утраченную свободу. А тут… Ну, по крайней мере, можем на этом и закончить.

— Ничего подобного! Вот теперь-то и начнется самое интересное. К Ауфидию! — заявил сенатор и с воинственным видом отправился на поиски ланисты.

Ланиста встретил Аврелия чрезвычайно холодно. Этот патриций, что расхаживает тут и сует всюду свой нос, — вдруг в конце концов до чего-нибудь и докопается; вдобавок он нервировал атлетов. Накануне те едва не устроили в столовой бунт. Никто не желал ничего есть из опасения, что еда отравлена, а ведь до боев оставалось всего несколько дней!

— Я уже говорил вам — оружие здесь хранится под строгим контролем, — сухо заявил ланиста. — Только перед самым боем гладиаторам выдают то, с чем они выйдут на арену. А по окончании все немедленно сдается обратно. Ни у кого нет доступа к мечам. Я отобрал даже кортик и кинжал, которые вы с Кастором подарили Ардуине. А в день смерти Хелидона контроль был особенно строгий. Атлеты пришли в крайнее возбуждение, потому что прошел слух, будто Клавдий Цезарь недоволен их выступлениями и на этот раз никого не собирается миловать…

— Как? Этого ты мне не говорил… — заметил патриций и тотчас принял решение. — Значит, так, Ауфидий, беру тебя под стражу. Совершенно ясно, что ты воспользовался своим положением для мошенничества со ставками.

— Меня… под стражу? — задрожал тренер. — Но это невозможно. У тебя нет никаких оснований!

— Прошло много времени с тех пор, как ты выходил на арену, — с презрением ответил Аврелий. — Уже давно не угрожал тебе меч, и ты отвык от этого. Отправлять других навстречу смерти легче, чем идти самому. Посмотрим, как ты выдержишь пытки…

— Но подожди, все совсем не так, как ты думаешь!

— Ну, если хочешь сообщить мне, что все устроил Маврик, так не трудись, мне прекрасно известно это. К сожалению, вот только улик недостаточно, чтобы подать на него в суд… И придется довольствоваться тобой.

— Сенатор, я все тебе расскажу! — застонал перепуганный Ауфидий. — Это всего лишь второй раз… И Хелидон должен был не умереть, а только проиграть бой, и император конечно же помиловал бы его!

— В самом деле? Кастор!

— Слушаю, хозяин!

— Пусть императорская гвардия уведет его. Ему придется ответить за обман, а возможно, и за убийство.

— Но я никогда не стал бы убивать Хелидона. Это же был мой лучший атлет, источник всех моих доходов… — в отчаянии закричал Ауфидий.

— А Турия кто убил?

— Я даже не был в тот день в казарме! Десятки людей могут подтвердить это!

Но протесты ланисты заглушили возгласы гладиаторов, которые не верили своим глазам: преторианцы уводят их ланисту — того, кто еще несколько минут назад распоряжался их жизнью и смертью! Сенатор смотрел на изумленные лица — на них без труда читалась плохо скрываемая радость.

— Теперь и он отведает хлыста! — злорадно воскликнул один мирмиллон.

— И каленого железа! — с усмешкой добавил другой.

Ауфидия не очень-то любили, решил Аврелий, с победным видом проходя по двору между двумя рядами приветствовавших его гладиаторов.

— Да здравствует сенатор Стаций! Да здравствует Цезарь! Смерть ланисте! — кричали атлеты, восхваляя своего неожиданного мстителя.

— Ничего не попишешь, ты стал героем, — в растерянности заметил Кастор. — Если Ауфидий не выдержит уговоров палача и выдаст Маврика, считай, дело сделано, расследование закончено.

— Какое там закончено! — возразил Аврелий. — Ланиста может обвинить его только в фальсифицировании боев, а Маврик станет все отрицать. Вдобавок, даже если благодаря свидетельству Ниссы станет ясно, что адвокат велел дать Хелидону макового отвара, чем рискует наш Сергий? Нисса заявит, что яда для убийства было недостаточно, и мы знаем, что это действительно так. Убрав Чумазого и свалив на покойного Турия всю вину за смерть атлета, Маврик вполне может выкрутиться, отделавшись только штрафом, хотя и немалым… Он все это прекрасно знает, поэтому его мало беспокоит, призовут его в суд или нет. А кроме того, рассуди сам: если бы он хотел обезопасить себя от обвинений Ауфидия, то велел бы убить его, а не Гелиодора… Разве что…

Секретарь внимательно посмотрел на него.

— Разве что дело со ставками — всего лишь прикрытие! — заключил сенатор.

— Как это понимать? — удивился александриец.

— Вот послушай, Кастор. Если бы ты собирался совершить убийство и хотел бы обезопасить себя от обвинений в нем, разве невероятная хитрость не подсказала бы тебе, что следует спрятать настоящее преступление за другим, куда менее значительным? В случае если твой замысел раскроется, ты всегда мог бы признаться в совершении других, менее тяжких преступлений и помешал бы таким образом раскрыть главное злодеяние, — возбужденно проговорил Аврелий.

— Не понимаю, — покачал головой Кастор. — Что ты имеешь в виду?

— Самое тяжкое из всех преступлений — не против человека, а против самого Рима… Но подожди, может, я просто брежу, представляя такой запутанный план. Посмотрим, что нам скажет Галлик.

— Он только что упражнялся с манекеном. Вот он!

— Привет, сенатор Стаций! — произнес Галлик. — Должен поблагодарить тебя за то, что освободил нас от Ауфидия, но, к сожалению, это мало что изменит в нашей жизни. Вскоре появится другой ланиста, может, даже более жестокий.

— Он, по крайней мере, не отправит вас на верную смерть, лишь бы заработать на ставках, — возразил Аврелий.

— И не говори про это. Мне следовало заподозрить неладное, какая-то странная атмосфера стояла в казарме в тот день, когда не стало Хелидона… — признался кельт. — Ничего определенного, но не проходило ощущение неловкости, какого-то беспокойства. Гладиаторы говорили, будто император недоволен ими и хочет, чтобы мы все погибли. Не знаю, кто пустил этот слух. Мне сказал об этом Гелиодор, утверждая, что уж он-то, конечно, дорого продаст свою жизнь, было бы только оружие.

Аврелий почувствовал, как холодок пробежал по спине. Он стал спешно расспрашивать других атлетов, и все они более или менее подтвердили слова Галлика: каждый под большим секретом узнал об этом от Гелиодора!

— Думаешь, хозяин, намечался переворот? — спросил Кастор, словно читая его мысли.

— Да, — помрачнел сенатор. — Гелиодор искусно посеял недовольство. И смотри-ка, в тот день ключи от оружейного склада оказались у Чумазого, которому надлежало начистить мечи.

— Ну а дальше, — рассуждал Кастор, — Хелидон проигрывает встречу, и Клавдий Цезарь, который терпеть его не может, опускает большой палец вниз вопреки желанию черни…