В Тарапака мы стояли лагерем несколько недель, чтобы дать время индейцам и животным набрать вес перед переходом через пустыню. Этот переход, по словам дона Бенито, был самой тяжелой частью пути. Он рассказал, что в одной части пустыни всегда страшная жара, а в другой, которую называют Мертвой пустошью, — еще хуже.

Тем временем Педро де Вальдивия проделывал внушительные расстояния верхом, вглядываясь в горизонт в надежде отыскать новых добровольцев. К нам должен был присоединиться Санчо де ла Ос, шедший морским путем с обещанным подкреплением и снаряжением, но время шло, а от нашего доблестного компаньона не было ни слуху ни духу.

Пока я давала распоряжения ткать пледы и заготавливать вяленое мясо, зерно и другую непортящуюся провизию, дон Бенито заставлял негров от восхода до заката работать в кузнице, чтобы снабдить нас пулями, подковами и наконечниками для копий. Кроме того, он отправлял группы солдат на поиски припасов, которые индейцы, прежде чем покинуть свои деревни, закопали в землю.

Дон Бенито выбрал для лагеря самое удобное и защищенное место, где была тень, вода и холмы, на которых можно было ставить дозорных. Единственным приличным шатром в лагере был тот, что подарил мне Писарро. Шатер этот был из навощенной парусины, которая держалась на крепком деревянном каркасе, просторный, с двумя комнатами, и в нем было удобно, как в настоящем доме. Солдаты устраивались, как могли, в заплатанных палатках, которые едва защищали от капризов погоды. У некоторых и этого не было, и они спали прямо на земле рядом со своими лошадьми. Индейцы стояли отдельным лагерем, который охранялся день и ночь, чтобы не допустить побегов. По вечерам там мерцали сотни костерков, на которых янаконы готовили еду, и ветер доносил до нас заунывные звуки их флейт, нагонявшие тоску и на людей, и на животных.

Наш лагерь находился вблизи двух брошенных деревень, где, несмотря на тщательные поиски, ничего съестного мы не нашли. Зато там мы познакомились с индейским обычаем мирно жить в одном доме вместе со своими умершими предками: живые в одной части хижины, мертвые — в другой. В каждом жилище была комната с мумиями; все они были тщательно спеленатые, потемневшие и пахли мхом. Там были старики, женщины, дети, каждый с какими-нибудь личными вещами, но без украшений. В Перу, наоборот, находили могилы, полные драгоценностей, даже со статуэтками из чистого золота. «В Чили даже мертвецы нищие! Тут нет ни крупицы золота!» — ругались солдаты. В отместку за разочарование они связали мумии веревками и, прицепив их к лошадям, носились галопом, волоча мертвецов по земле, пока обвивавшая их ткань не размоталась и от них не осталась лишь россыпь костей.

Солдаты долго хохотали над своим веселым подвигом, а лагерь янакон замер от ужаса. После захода солнца среди них прошел слух, что оскверненные кости стали собираться обратно в скелеты и еще до рассвета на нас обрушится войско загробного мира. Эти россказни в ужасе подхватили негры, и в конце концов они дошли и до испанцев. Тогда эти непобедимые вандалы, которым даже слово «страх» неизвестно, захныкали, как грудные младенцы. К полуночи зубы у наших храбрых воинов стучали так громко, что Педро де Вальдивии пришлось обратиться к воякам с речью и напомнить им, что они солдаты Испании, самые выносливые и прекрасно обученные в мире, а не толпа невежественных прачек. Я несколько ночей не спала, неустанно молясь, потому что вокруг действительно бродили скелеты, и если кто будет говорить, что это неправда, так его там не было.

Солдаты были очень недовольны, потому что не понимали, какого черта мы неделями стоим в этом проклятом месте и почему, как было задумано, не продолжаем двигаться в направлении Чили или не вернемся в Куско, что было бы самым благоразумным. Когда Вальдивия уже почти потерял надежду на прибытие подкрепления, вдруг явился отряд в восемьдесят человек, среди которых было несколько прославленных капитанов. Я не была с ними лично знакома, но Педро рассказывал о них, потому что это были действительно знаменитые люди, такие как Франсиско де Вильягра и Алонсо де Монрой. Первый из них был светловолос, румян, крепко сложен, резок манерами и на его губах постоянно играла презрительная усмешка. Он всегда казался мне неприятным человеком, потому что очень плохо обращался с индейцами, был скуп и презирал бедных, но я научилась уважать его за храбрость и верность. Монрой, уроженец Саламанки, происходивший из знатной семьи, был полной противоположностью Вильягре: изящный, худощавый и щедрый. С ним мы сразу подружились. Вместе с ними приехал Херонимо де Альдерете, бывший товарищ по оружию Вальдивии, тот самый, который когда-то соблазнил Педро отправиться в Новый Свет. Присоединиться к Вальдивии уговорил их Вильягра. «Лучше служить его величеству, чем бесцельно скитаться по землям, где заправляет демон», — говорил он товарищам, имея в виду Писарро, которого презирал всей душой.

С ними приехал еще капеллан-андалусец, человек лет пятидесяти. Это был Гонсалес де Мармолехо, который позже стал моим наставником, — я уже о нем упоминала. Он всю свою долгую жизнь выказывал незлобивость души, но все же, я думаю, ему лучше было бы сделаться солдатом, а не монахом, потому что он слишком любил рискованные предприятия, богатство и женщин.

Эти люди провели несколько месяцев в ужасных джунглях на востоке Перу, где обитает племя чунчо. В их отряде поначалу было три сотни человек, но две трети людей погибло, а те, кто выжил, превратились в измученных голодом и тропическими лихорадками призраков. Из двух тысяч индейцев выжил только один. Среди тех, кто сложил там голову, был и злополучный лейтенант Нуньес, которого Вальдивия послал гнить в джунглях Чунчо, как и обещал, после того как тот попытался похитить меня в Куско. Никто не мог точно сказать мне, что с ним приключилось: он просто растворился в чаще, не оставив по себе ни следа. Надеюсь, он умер христианской смертью, а не окончил свои дни в желудках каннибалов.

Лишения, которые прежде переносили Педро де Вальдивия и Херонимо де Альдерете в джунглях Венесуэлы, были детскими забавами по сравнению с тем, что пережили эти люди в джунглях Чунчо: они страдали от горячих проливных дождей, туч москитов, болезней и голода, увязали в болотах, пытались спастись от дикарей, которые, если им не удавалось поймать христианина, пожирали даже друг друга.

Прежде чем продолжать рассказ, нужно отдельно представить того, кто стоял во главе этого отряда. Это был высокий и очень красивый мужчина, с широким лбом, орлиным носом, большими и влажными, как у лошади, карими глазами. У него были тяжелые веки и устремленный вдаль взгляд, слегка сонный, но смягчавший его лицо. Все это я смогла оценить на второй день, когда он отмыл грязевую коросту и подстриг шевелюру, усы и бороду, которые придавали ему вид человека, потерпевшего кораблекрушение. Хотя он был моложе других прославленных воинов в их отряде, они избрали его предводителем, отдав должное его храбрости и уму. Звали его Родриго де Кирога. Девять лет спустя он стал моим мужем.

Я приложила все усилия, чтобы те, кто выжил в джунглях Чунчо, восстановили силы и здоровье как можно быстрее. В этом мне помогала Каталина и несколько других индианок из моей прислуги, которых я научила врачеванию. Как сказал дон Бенито, эти несчастные только что выбрались из сырого и заросшего растительностью ада джунглей, чтобы тут же отправиться в засушливый и голый ад пустыни. Только на то, чтобы отмыть их, обработать нарывы, выбрать вшей, подрезать волосы и ногти, ушло несколько дней. Некоторые из них были так слабы, что индианкам приходилось кормить их с ложечки жидкой кашей, как маленьких детей. Каталина нашептала мне на ухо, что на такие крайние случаи есть одно инкское снадобье, и мы дали его самым нуждающимся, не объясняя, из чего оно состоит, чтобы не вызвать у пациентов отвращения. По ночам Каталина тайком пускала кровь ламам, делая надрез им на шее. Мы смешивали эту свежую кровь с молоком и небольшим количеством мочи и давали пить больным. Так они быстро выздоровели и уже через две недели были в состоянии отправиться в путь.