Последовала напряженная пауза, а затем кто-то в темноте стал звать Педро де Вальдивию.

— Его здесь нет. Кто его ищет? — спросила я, начиная сердиться.

— Простите, сеньора. Это Санчо де ла Ос, его верный слуга. Я очень долго добирался сюда и хотел сразу же поприветствовать его.

— Санчо де ла Ос?! Да как вы смеете, сударь, входить в мой шатер посреди ночи? — возмущенно воскликнула я.

К тому времени Бальтасар уже бешено лаял, и это привлекло внимание стражников. В считаные минуты сбежались дон Бенито, Кирога, Хуан Гомес и другие капитаны с факелами и шпагами наголо и обнаружили в моей комнате не только дерзкого Санчо де ла Оса, но и еще четверых молодчиков, которые его сопровождали. Первым порывом наших людей было тут же арестовать наглецов, но я убедила их, что это было всего лишь недоразумение. Я попросила капитанов уйти и приказала Каталине собрать вновь прибывшим что-нибудь поесть, а сама стала спешно одеваться. Я лично налила вина де ла Осу и его спутникам, с должным гостеприимством подала ужин и внимательно выслушала рассказ о перенесенных ими тяготах пути.

Улучив момент, я вышла сказать дону Бенито, чтобы он немедля послал гонца на поиски Педро. Ситуация сложилась очень непростая, потому что у де ла Оса были сторонники среди недовольных и слабых людей в нашем отряде. Некоторые солдаты обвиняли Вальдивию в том, что он незаконно присвоил себе миссию завоевания Чили, отняв пальму первенства у посланника короны, — ведь королевские грамоты, которыми располагал Санчо де ла Ос, имели большую силу, чем разрешение, полученное от Писарро. Однако у де ла Оса не было никакой финансовой поддержки: он разбазарил в Испании состояние, доставшееся ему в качестве доли выкупа за Атауальпу. Он не смог найти денег ни на корабли, ни на солдат для своего предприятия, а его слово значило так мало, что в Перу он за долги и мошенничество даже сидел в тюрьме. Я подозревала, что он хочет отделаться от Вальдивии, встать во главе его экспедиции и продолжать завоевание Чили в одиночку.

Я решила, пока не вернется Педро, обращаться с этими пятью незваными гостями как можно предупредительнее, чтобы они прониклись доверием ко мне и стали менее осмотрительными. Для начала я накормила их до отвала и подсыпала в кувшин с вином такое количество снотворного мака, которое могло бы свалить быка, потому что мне очень не хотелось скандала в лагере. Последнее, чего можно было пожелать, — это чтобы экспедиция раскололась надвое, как могло бы произойти, если бы де ла Ос поставил под сомнение законность предводительства Вальдивии. Эти пятеро нехристей, наверное, за спиной у меня смеялись над моей любезностью, довольные, что обманули своими россказнями глупую женщину. Но меньше чем через час они были так пьяны и сонны, что совершенно не сопротивлялись, когда дон Бенито со стражниками пришли и унесли их. Их обыскали и обнаружили у каждого по кинжалу с серебряной рукоятью. Кинжалы были совершенно одинаковые, так что не оставалось никаких сомнений, что мы раскрыли несколько театральный заговор с целью убить Вальдивию. Идея об одинаковых кинжалах могла прийти в голову только трусу де ла Осу, который таким образом пытался ответственность за преступление разделить на пять частей. Наши капитаны хотели было сразу казнить всех пятерых, но я напомнила им, что столь важное решение может быть принято только Вальдивией. Мне пришлось пустить в ход всю свою сметку и твердость, чтобы не позволить дону Бенито повесить де ла Оса на ближайшем дереве.

Педро возвратился через три дня. Он уже знал о заговоре, но эта новость не особенно его тронула, потому что он отыскал своего друга Франсиско де Агирре, который уже не одну неделю ожидал его. Вальдивия привез с собой полтора десятка конников, десять аркебузиров, множество янакон и провизию, которой хватило бы на несколько дней. С этим пополнением численность нашего войска выросла до ста тридцати с чем-то солдат, если мне не изменяет память. И это было большее чудо, чем Источник Девы.

Прежде чем обсуждать с капитанами, как поступить с Санчо де ла Осом, Педро уединился в комнате со мной, чтобы услышать мою версию событий.

Про меня вечно ходили слухи, будто я приворожила Педро колдовскими заклятьями и любовными зельями, что я дурманю его в постели турецкими извращениями, высасываю из него мужество, отнимаю волю и по большому счету верчу им как хочу. Это совершенно не так. Педро был очень упрям и знал, чего хочет; никто не смог бы свернуть его с пути ни околдовав, ни совратив прелестями кокотки: он слушал только доводы разума. Он был не таким человеком, чтобы открыто просить совета, тем более у женщины, но, оставаясь со мной наедине, он замолкал и ходил по комнате, пока я не начинала излагать свое мнение. Я старалась высказывать его не слишком четко, чтобы в конце концов ему казалось, что принятое решение полностью принадлежит ему Эта тактика меня никогда не подводила. Мне представлялось, что не стоит казнить Санчо де ла Оса — чего он, несомненно, заслуживал, — потому что он был защищен королевскими грамотами и имел многочисленную родню со связями в мадридском дворе, которая могла обвинить Вальдивию в бунте. Я считала своим долгом не допустить, чтобы мой возлюбленный закончил свои дни на дыбе или на виселице.

— А как еще поступать с таким предателем? — сквозь зубы пробурчал Педро, прохаживаясь по комнате, как бойцовый петух.

— Ты всегда говорил, что врагов следует держать поближе к себе, чтобы следить за ними…

Вместо того чтобы сразу казнить заговорщиков, Педро де Вальдивия решил повременить с этим, чтобы сначала выяснить настроения солдат, собрать достаточно доказательств заговора и выявить тайных сообщников среди наших людей. Ко всеобщему удивлению, он приказал дону Бенито сниматься с лагеря и продолжать движение на юг, а пленников везти с собой в ножных кандалах. Они были ни живы ни мертвы от страха, все, кроме дурака Санчо де ла Оса, который возомнил себя выше правосудия и, несмотря на кандалы, продолжал пытаться вербовать сторонников своего дела и любителей франтовства. Он потребовал себе в темницу индианку, чтобы она накрахмалила ему воротники, погладила панталоны, подрезала ногти, причесала волосы и опрыскала их духами.

Услышав новость о продолжении похода, солдаты взроптали: им не хотелось покидать это место, ведь здесь была прохлада, свежая вода и росли деревья. Дон Бенито раздраженно напомнил им, что решения командира не обсуждаются. Худо ли, но Вальдивия довел их досюда практически без неприятностей; переход через пустыню можно считать успехом, потому что мы потеряли всего трех солдат, шесть лошадей, одну собаку и тринадцать лам. Сколько янакон умерло, никто не считал, но, по словам Каталины, должно быть, человек тридцать или сорок.

Познакомившись с Франсиско де Агирре, я сразу же прониклась доверием к нему, несмотря на его пугающую внешность. Только со временем я стала бояться его жестокости. Это был настоящий великан: кряжистый, шумный, всегда готовый расхохотаться. Он пил и ел за троих и, как мне рассказывал Педро, был способен обрюхатить десять индианок за одну ночь, а за следующую — еще десять.

С тех пор прошло много лет, и теперь Агирре — беззлобный и добродушный старик, сохранивший светлый ум и здоровье, несмотря на то что провел годы в смрадных застенках инквизиции и короля. Он безбедно живет за счет тех земель, что уступил ему мой покойный муж. Было бы трудно отыскать двух более не похожих друг на друга людей, чем мой Родриго, отзывчивый и благородный, и необузданный Франсиско де Агирре, но они любили друг друга по-солдатски на войне и по-дружески в мире. Родриго не мог допустить, чтобы товарищ, с которым он вместе пережил столько невзгод, окончил жизнь в нищете из-за неблагодарности короны и церкви, поэтому и помогал ему, как мог, до конца собственной жизни. Агирре, у которого все тело покрыто шрамами от полученных в битвах ран, проводит свои последние дни, наблюдая за тем, как зреет маис на его земле, рядом с женой, которая приехала из Испании из любви к супругу, и в окружении детей и внуков. В восемьдесят лет его дух не сломлен, и он продолжает грезить приключениями и петь озорные песенки своей молодости.