После этого в комнате повисло молчание. Плотное, вязкое, страшное. Я чувствовала, как неуклонно сгущается напряжение между моими спутниками. Они сверлили друг друга немигающими взглядами, словно соревнуясь – кто не выдержит и первым моргнет или отведет глаза. Того и гляди, что схлестнутся в драке или магическом поединке.

Но почему? Что такого интересного в этой книге?

– Можно узнать, о чем вообще речь? – опасливо поинтересовалась я, осознав, что больше не в силах терпеть эту затянувшуюся сверх всякой меры паузу.

– А ты вообще не лезь, – резко осадил меня Томас, мигом напомнив мне прежнего лорда Бейрила. Острого и язвительного на язык. Правда, он почти сразу опомнился и продолжил уже мягче: – Альберта, честное слово, это не твое дело. И я говорю так не потому, что хочу обидеть тебя, а потому, что боюсь за тебя. Есть некоторые вещи, от которых надлежит держаться как можно дальше.

На какое-то мгновение он отвлекся от герцога и бросил на меня быстрый взгляд.

– Значит, книгу ты мне не отдашь, – печально резюмировал Тегрей в этот момент.

– Нет. – Томас вновь все свое внимание обратил на герцога. – Даже не проси. И ты прекрасно понимаешь, что я прав.

Тегрей заиграл желваками, явно недовольный упрямством приятеля. Сжал было кулаки – и одновременно с этим Томаса окутала невесомая дымка сгущающейся энергии. Лорд Бейрил приготовился отразить магическую атаку.

Я испуганно попятилась от этого зрелища. Ох, как бы мне не стать свидетельницей нового преступления! Понятия не имею, кто выйдет победителем из этой схватки, но одно ясно: сражаться они будут до последнего.

По-моему, пора делать ноги. Если начнется серьезная заварушка, то проще простого угодить под горячую руку кого-нибудь из них.

Я развернулась с твердым намерением как можно скорее покинуть комнату. И почти уткнулась носом в пальто мужчины, который замер на пороге, с явным неудовольствием глядя на эту сцену.

– Господа, а можно узнать, что вы делаете в моем доме и почему распоряжаетесь моим имуществом? – спокойно спросил Уилфред Битт.

Вот так поворот! Сдается, дело завершено, так и не успев толком начаться.

«Рано радуешься, – буркнул внутренний голос. – Что-то подсказывает мне, что все только начинается».

– Значит, Уолт мертв, – тихо протянул Уилфред, сидя в кресле и грея между ладонями бокал с бренди. – Жаль.

Естественно, после столь внезапного появления хозяина дома Томас и Тегрей заключили временное перемирие. И сейчас причина их разногласий – злополучная книга – лежала на столике между бутылками с напитками.

Мы в очередной раз переместились в гостиную. Как и сказал Томас, Джейсон уже ушел, прежде вызвав на помощь людей и забрав с собою тело несчастного Уолта. В доме, кроме нас четверых, никого не осталось.

Я то и дело украдкой зевала, стыдливо прикрываясь ладонью. Дело к рассвету, а эта бесконечная ночь даже не думает заканчиваться. Надеюсь, больше нас никто не потревожит неожиданным визитом?

В глубине души жила слабая надежда, что сейчас Уилфред даст понятные ответы на все наши вопросы – и мы разойдемся по домам, потому что расследование окажется законченным. – Жаль? – с сарказмом хмыкнул Томас, который с очевидным неудовольствием разглядывал свои перчатки.

Он поторопился их снять, как только перенес книгу сюда. И сейчас по дорогой коже расплывались темные пятна, на глазах увеличивающиеся в размерах.

– И это все, что вы можете сказать о смерти брата? – добавил он и в упор посмотрел на Уилфреда.

– Откуда вы знаете, что он мой брат?.. – начал было тот, но тут же осекся. Покосился на плохо затертый круг, границы которого виднелись на полу, затем перевел взгляд на меня и понятливо вздохнул, сказав: – Ах да. Мертвые тоже умеют разговаривать. А госпожа Альберта Вейсон, по всей видимости, одна из тех немногих, которым они с огромным удовольствием выкладывают все свои тайны и обиды.

– Почему вы так решили? – удивилась я.

И в самом деле – почему? Тегрей с Томасом тоже маги. Тогда по какой причине Уилфред так точно определил, что именно я беседовала с его погибшим братом?

– Это очевидно, моя дорогая. – Уилфред устало улыбнулся. – Магия смерти навеки впечатывается в ауру человека. Все, кто обладает, так сказать, специфическим зрением, видят, кого тьма почтила даром размывать границы между двумя мирами.

Да уж, понятнее не стало. О каком таком специфическом зрении толкует Уилфред?

– Так вы видящий? – воскликнул Томас, и в его вопросе прозвучала странная смесь эмоций – от восторга до страха.

– Когда-то считался таковым. – Уилфред пожал плечами. – Конечно, дар от меня никуда не делся. Но я считаю его проклятьем и стараюсь использовать как можно реже. – Вздохнул и добавил чуть слышно: – Увы, последнее от меня не зависит. Невозможно ослепнуть по собственной воле.

Томас и Тегрей обменялись быстрыми взглядами. Затем напряженно уставились на Уилфреда, который продолжал баюкать в ладони бокал, пока ни разу не пригубив его.

– Что это значит? – спросила я, не выдержав мук любопытства.

– Видящие, моя дорогая, это… – Уилфред замялся, подыскивая нужное определение. Затем осторожно сказал: – Наверное, правильнее назвать нас теми, кто видит всю суть вещей и для которых нет загадок в человеческой природе. Если передо мной преступник, то я вижу, как черна его душа. Знаю, какие страсти гложут его изнутри. Пусть даже он ни разу не замарал своих рук кровью. Но бороться с внутренними демонами возможно лишь до поры до времени. Рано или поздно потаенное зло все равно одержит победу.

Путано и не очень понятно, если честно.

– Вы мыслевидец? – на всякий случай уточнила я.

– Нет. – Уилфред покачал головой. – Мысли я не читаю. Мне это по большому счету и не надо. Милая моя Альберта, я вижу человека. Просто знаю, плохой он или хороший, о чем мечтает, к чему стремится, на что надеется, чего боится.

– Вот как, – медленно протянула я, нахмурившись.

Интересно, а как тогда Уилфред видит меня? И ведь не спросишь напрямую. Потому что, говоря откровенно, очень страшно, что услышишь в ответ.

– Наверное, это очень тяжело, – вдруг подал голос Томас.

– Вы даже не представляете насколько. – Уилфред печально поджал губы. – Хотя, наверное, как раз вы и можете хоть отдаленно понять всю глубину моего несчастья, поскольку являетесь мыслевидцем. Тоже своего рода проклятье небес. Но быть видящим тяжелее многократно. Я смотрю на маленького мальчика, который с упоением крошит хлеб голубям, – и понимаю, что через пятнадцать лет он будет выслеживать на темной улице одиноких девушек, чтобы удовлетворить свою похоть. Передо мной стоит благообразный старик, убеленный сединами и почитаемый в обществе. А за его спиной виднеется тень грустной молодой женщины с пробитой головой. Его жена, которую он много лет назад избил до смерти, приревновав по пустяку. А потом инсценировал несчастный случай, силясь избежать наказания.