вдруг у приемного ребенка на теле следы, похожие на следы побоев, и он сам говорит, что его дома побили. Или не говорит, но следы уж больно похожи.

Если не «политическую позицию» занимать, где с одного края: «Все эти приемные родители берут детей из-за денег и потом с ними не справляются, не любят и издеваются, любить десятерых в принципе невозможно, в приюте им будет лучше», а с другого: «Все эти дети соврут – недорого возьмут, педагоги и чиновники их наверняка подучили, руки прочь от прекрасных людей, отдающих всю жизнь детям, фото с кружков и елки – очевидный аргумент».

Черная ирония состоит в том, что эти позиции зеркально повторяют отношение к детдомам: «Это Сиротпром, любая семья лучше, чем эти черствые люди, зарабатывающие на детях» против: «Руки прочь от святых людей, отдающих всю жизнь очень сложным и совсем больным детям, вот посмотрите, сколько у них кружков и как они на елке».

Политические позиции никуда, кроме треугольника Карпмана, никого не приводят, к социальной работе и защите прав детей отношения никакого не имеют, поэтому обсуждать их смысла нет (если мы не обсуждаем вообще устройство общественного мнения и законы его функционирования, но мы сейчас о другом).

И вот тут сложно. То есть, я процедуру-то вполне себе представляю как алгоритм. В каком порядке что делаем в зависимости от результатов, полученных на предыдущем этапе. Но условия для того, чтобы это работало…

Ладно, давайте по процедуре.

Сразу скажу, что я не юрист и не чиновник, я не знаю, чего от кого в каком случае требуют сегодняшние российские законы и подзаконные акты, а также внутриведомственные указания и предписания, которые обычно обильны и внутренне противоречивы. Но мы же договорились «по уму».

Итак, поступил сигнал.

Звонит в опеку воспитатель детского сада (учитель, врач, тренер, соседи, знакомые) и говорит, что у ребенка на теле, возможно, следы побоев. Дальнейшие действия? Срочно встречаемся с семьей, естественно. Просим приехать, или предлагаем прийти домой. Не вламываемся. Предлагаем прийти к ним, если они не могут приехать (например, другой ребенок болеет, не с кем оставить). И сообщаем, что так и так. Дальше – варианты.

1. Например, при беседе с семьей папа или мама говорит – да, было дело, сорвались, дошли до ручки, был плохой день, сами теперь себе места не находим. Нужно думать, как помогать родителям, как налаживать контакт, как обсудить с ребенком то, что произошло, а может быть, как дать им с ребенком пару дней отдохнуть друг от друга, прийти в себя. Ребенок мог бы погостить в другой семье на выходных. Это совершенно рабочая ситуация, сто раз с таким имела дело, все это поправимо обычно, будут потом жить и радоваться.

Это самый частотный случай.

2. Или другой вариант: – родители говорят: ну и наказали, а что такого, он сам виноват, нас тоже били и людьми выросли, в Библии написано, и всякое такое. Тут может быть полезна беседа с юристом, чтобы разъяснил ответственность. Особенно если речь идет об опеке по договору. Там вообще-то в самом договоре должно быть прописано, что физические наказания запрещены. Обычно подобная беседа достаточно отрезвляет.

В совсем упертом случае есть ведь Административный кодекс. Пара штрафов или неделя подметания улиц – и папа-адепт «Домостроя» вполне будет готов принимать участие в занятиях группы с названием типа «Трудное поведение ребенка – преодолеваем без насилия». Если, несмотря ни на что, продолжать общаться с ними в духе уважения и сотрудничества, исходя из идеи, что ребенка он любит и хочет ему хорошего, вот только методы подкачали. Ведь он, и правда, может быть в остальном вполне хорошим папой, ребенок может быть к нему привязан и хорошо в этой семье развиваться. Чтобы это все знать, надо знать семью, ребенка, их отношения, динамику. Конечно, это не в ходе проверок холодильника выясняется.

3. Или они скажут: знаете, он у нас, к сожалению, часто такое говорит, внимание к себе привлекает, а может быть, ему этого даже хочется, потому что в кровной семье его били, и вот такой у него «язык любви». Но обычно, если с семьей работают, специалисты это раньше от родителей узнают, чем воспитатель из сада позвонит. Или сами услышат от ребенка.

Если с ребенком общается психолог или соцработник, такое заметно. Тогда нужно с ребенком работать про травмы привязанности, а родителям нужно много поддержки, и психологической, и юридической.

Бывает заметно реже, чем первый вариант, но не так уж редко. Чтобы, скажем, из десяти детей половина были демонстративны или виктимны, это не очень вероятно. Хотя если они из одной кровной семьи с опытом жестокого обращения, то возможно, конечно.

4. Наконец, семья может сказать: сами не понимаем, в чем дело, мы не били, может быть, сад хочет от нас избавиться, и ребенка спровоцировали такое сказать? В этом месте мы говорим, что, конечно, очень надеемся, что это недоразумение, но разобраться обязаны, и вместе с семьей вырабатываем план. В который может входить работа психолога с ребенком и родителями, дополнительный мониторинг, общение с детским садом или еще что-то, по ситуации. То есть мы не ставим целью непременно любой ценой узнать, было или не было. Мы ставим целью, чтобы, если и было, то больше не повторилось. Все наши меры сводят риски того, что родители будут «распускать руки», к минимуму.

В процессе работы психологи могут обнаружить вариант номер три. Или придут к мнению, что таки было, тогда это повод для нового разговора с родителями. Который может вывести на вариант номер один или вариант номер два.

Эти четыре варианта описывают, наверное, 90–95 % случаев. С вариациями и комбинациями, конечно.

Что такое остальные пять или десять?

Может выясниться, что ребенок избит очень сильно. Не «синяк на попе», а серьезные многочисленные кровоподтеки, сильный болевой синдром, ухудшение общего самочувствия, выраженная эмоциональная подавленность или страх. Тогда не обойдется без врачей и полиции. И принятия мер по изоляции ребенка от человека, которого подозревают в нанесении побоев. Изоляция может быть осуществлена не за счет помещения ребенка в приют, а другими способами. Например, можно его отправить к родственникам, в дружественную семью или, если бил папа, оставить с мамой, договорившись, что папа пока поживет отдельно, если мама готова к сотрудничеству и защите ребенка. Наконец, если мама сама боится папу, если он производит впечатление человека, не способного контролировать свою агрессию, если побои серьезные, уголовное дело возбуждается практически сразу.

Дальше будет разбирательство и суд, в ходе следствия наверняка будет проведена