в том числе экспертиза отношений между ребенком и родителями. Дальнейшие решения принимаются с учетом ее результатов и мнения работавших с семьей специалистов. Важно, что в принятии решения нужно исходить не из «было или не было», это иногда невозможно понять (вспомним хоть дело Агеевых), а «не повторится ли». И тут готовность семьи к открытости и сотрудничеству, к принятию на себя ответственности – важнейший фактор.

Еще вариант: с семьей все давно уже было неблагополучно, у специалистов и раньше не было уверенности, что о ребенке заботятся, сотрудничества семья избегает, всегда во всем винит ребенка, на себя не принимая ответственности. У ребенка позитивной динамики не наблюдается. Ситуация тянется не месяц и не два, непохоже, чтобы эта семья и отношения с приемными родителями были для ребенка ресурсом. И тут еще и физические наказания. И отказ от сотрудничества по исправлению ситуации. Или обещают, что больше не повторится, но повторяется. Возникают основания для расторжения договора, поскольку это устройство уже не в интересах ребенка.

Здесь тоже может понадобиться независимая экспертиза. И решение должно быть подробно обосновано, а отсутствие надежной заботы доказано не на уровне «у них дети болеют и дома грязь». А у кого, когда дети болеют, дома чистота и порядок?

Как-то так было бы «по уму».

Но для этого нужны профессиональные службы сопровождения, прописанные процедуры и еще много чего.

Например, если ребенка можно легко забрать из семьи, а потом задним числом придумывать мотивировку, сложно ожидать, что кто-то будет делать то, что долго и сложно, вместо того, что быстро и просто. Если бы был судебный порядок изъятия детей, думаю, работать с семьей было бы предпочтительнее, чем судиться с ней. Глядишь, и научились бы.

И еще есть один очень важный вопрос, вопрос метауровня.

Когда я веду семинары для специалистов по работе с наиболее кризисными ситуациями, я всегда спрашиваю участников: когда, в какой момент начинается работа с кризисной ситуацией в принимающей семье?

Ответ: с первого звонка в службу. Может быть, еще до принятия ребенка, до ШПР. С самых первых встреч. Которые или создают доверие, или его разрушают. А от доверия зависит, можно ли будет помочь в кризисной ситуации.

Под доверием имеется в виду доверие к институту, а не просто к человеку. В наших краях доверие часто держится на личном капитале. Этому доверяю, этому нет. И это очень ненадежная ситуация, как если бы вы оставляли вклад не банку, а лично какому-то клерку.

Сотрудник ушел в декрет, переехал, сама семья переехала – и все обнулилось.

Доверие должно быть подкреплено процедурами, гарантиями, законами, профессиональной этикой, механизмами репутации. Вот с этим у нас караул просто.

Травмы привязанности

19 апреля 2017 г.

Спасибо коллеге, что произнесла вслух: дети с травмами привязанности для отечественной психологии фактически не существуют. Опытный практикующий психолог не знает, что с этим делать и как это устроено. Екатерина пишет, что этому не учили в те годы, когда она получала образование. Увы, этому не учат практически нигде и сегодня.

А почему раньше не было описано – ну что вы, конечно, было. В литературе. Это называлось «дурная натура», «испорченный ребенок». И сейчас граждане в комментах резвятся, не решаясь написать совет «изолировать от общества» и обходясь эвфемизмами. Мол, индивидуальный присмотр нужен.

Психологов и психотерапевтов всегда больше интересовали утонченные невротики из среднего класса. С ними так интересно. Они умны, безопасны и платежеспособны. У них такие остросюжетные сны и сложные чувства. С ними можно годами обсуждать, как мама «слишком любила», «душила заботой, но не принимала безусловно», как обрыдли все эти обязательные семейные ужины по воскресеньям и требования отца непременно поступить в университет Лиги плюща.

Кому какое было дело до детей из маргинальных слоев, которые рождались и росли в своих семьях, где их били и насиловали, или попадали в приюты, где их тоже били и насиловали. В этих семьях или приютах они умирали или вырастали искалеченными физически, психологически и социально. И, конечно, ни их родители, ни они сами в кабинетах психологов не появлялись.

И только в 1970—80-х с этими детьми близко столкнулись семьи среднего класса, в которые их стали устраивать, а следом и специалисты. Потом описали, назвали «расстройством привязанности». Описание верное, хотя понимания, как я думаю, за ним не было. Просто описан «симптомокомплекс». Который пытались лечить дрессировкой и «границами» или советами «просто полюбить». Все это редко помогает и доводит родителей до отчаяния, а то и до проблем с законом.

Я надеюсь (и мы над этим работаем, и для этого создавался ИРСУ), что постепенно это направление психологической помощи станет достаточно развитым, чтобы все, кому необходимо, могли найти специалиста. Сейчас до этого еще далеко.

Коротко можно сказать, что полезными здесь были бы не материалы про расстройство привязанности, а материалы по работе с травмой и ПТСР (посттравматическим стрессовым расстройством). А еще лучше – контакты специалиста, который работает с ПТСР у детей. Потому что эти дети всегда – «посткомбатанты». Они выжили в условиях, в которых выжить было очень сложно.

Тестирование кандидатов

30 ноября 2017 г.

Опять появилась и уже нависла в виде законопроекта идея обязательного тестирования приемных родителей.

Впрочем, самого текста законопроекта там нет, нам предлагается за две недели обсудить смутную идею.

Что ж, давайте обсудим идею.

1. Всегда хочется иметь способ отделить агнцев от козлищ, и чтобы научно и наверняка. Тестирование кажется крайне заманчивой идеей. Мало смыслящим в психодиагностике людям всегда кажется, что у психологов есть такие волшебные тесты, которые узнают о тебе все, что нужно.

Это заблуждение. По-настоящему валидных, верифицированных на больших выборках тестовых методик существует не так много. И выявляют они обычно с большой достоверностью только очень явные, яркие проявления и отклонения, которые при длительном неформальном общении и так видны. Эти тесты довольно достоверно выявили бы депрессию, психопатию и шизофрению. Если бы люди с этими состояниями рвались в приемные родители. Но я такого не припомню.

Это не говоря о том, что кандидаты в приемные родители в обязательном порядке получают заключение психиатра. Если у него возникнут сомнения, он может использовать все имеющиеся психодиагностические методы, включая тесты.

2. Отдельный вопрос, какие из этих методик могут быть применены для тестирования приемных родителей. Что мы хотим узнать? Вот выявили мы личностный профиль – и что? Какие черты характера помогают, а какие мешают хорошо растить приемного ребенка? Или мы будем мерить дисфункцию семьи? Но где тут критерии? Что будет основанием для