— Свои. Я убил своих.

Когда стемнело, Сашка смотался в город и притащил две большие бутылки «Немирова». Николай не был трезвенником, но и склонностью к употреблению алкоголя никогда не отличался, а тут беспрекословно влил в себя несколько пластиковых стаканчиков. Водка упала в желудок, как расплавленный свинец, но никакого облегчения не принесла. Николай сидел, прислонившись к колесу машины радистов, смотрел непонимающими глазами и только иногда повторял: «Почему? Ну почему? Прадеда… Наших… Почему?»

То, что мертвый человек в форме полковника РККА, которого вытащили на следующий день из-под обломков, был делегатом связи, отправленным командармом-10 Голубевым на последнем уцелевшем СБ с одной задачей: наладить связь со штабом фронта и получить хоть какие-то директивы, — ему так и не рассказали.

Генерал-майор барон Вилибальд фон Лангерман-Эрленкамп, командир IV танковой дивизии 24-го моторизованного корпуса II танковой группы. 23 июня, 14.56, шоссе Е-30 между Брестом и Кобриным, не доезжая поселка Федьковичи

— Господин генерал, вы хотели осмотреть позиции русских…

— Да, Гюнтер, минуточку… — Барон Вилибальд фон Лангерман-Эрленкамп потер ушибленное колено, поморщился и начал аккуратно, чтобы не потревожить отчаянно болевшую ногу, выбираться из бронетранспортера. Ногу он ушиб два часа назад, выпрыгивая из командирского «Хорьха-830» во время налета русской авиации… Несмотря на прошедшие проливные дожди, «Ганомаг» дополз практически до самой линии окопов, но и оставшиеся несколько десятков метров по раскисшему полю показались генералу бесконечно длинными. Прихрамывая, оскальзываясь на размокшей глинистой почве и непрерывно чертыхаясь, барон добрался до места, которое он хотел увидеть своими глазами. Собственно, он не увидел ничего такого, чего бы он не видел ранее: неглубокие, отрытые наспех окопы, практически полностью разрушенные огнем гаубиц и минометов, изломанные, похожие на тряпичные куклы тела людей в незнакомой форме, покрытой пятнами камуфляжа… Он видел такое не один раз, и в Польше, и во Франции… Обычное дело — чтобы задержать стремительный бросок панцерваффе, противник выдвигает наспех собранный малочисленный заслон. Для того чтобы сбивать такие заслоны, и предназначен передовой отряд. Обычно нескольких минут сосредоточенного огня автоматических пушек легких танков и пулеметов вполне хватало, чтобы противник был уничтожен или рассеян, а его оружие приведено к молчанию. Но не в этот раз…

Барон ехал в колонне первого батальона 35-го танкового полка, когда движение замедлилось, а потом и остановилось. Вскоре приехавший из головы колонны посыльный доложил, что передовой мотоциклетный дозор обнаружил вражеские укрепления около моста через реку Мухавец и что разведбатальон майора Шрамма готовится с хода атаковать противника. Впереди послышались выстрелы автоматических 20-мм пушек «двоек» и треск пулеметов, затем раздался очень мощный взрыв, еще несколько, послабже, а затем сливающаяся воедино канонада гулких хлопков — как будто одновременно стрелял целый дивизион легких минометов… И все. Передовой отряд майора Шрамма перестал существовать вместе с самим майором. Генералу доложили, что лихой командир разведчиков на своем танке ворвался на мост, и в этот момент русские привели в действие исключительно мощный фугас, после чего открыли огонь из не то крупнокалиберных пулеметов, не то автоматических пушек. Их огнем, а также выстрелами из неизвестного ручного противотанкового оружия (причем огневые позиции оказались очень хорошо замаскированы) все танки и бронемашины передового отряда были подожжены, а спешившиеся гренадеры оказались под минометным обстрелом. Генерал понимал, что в тот момент он совершил ошибку: нужно было атаковать русских по всем правилам, подтянув артиллерию, но 103-й артполк застрял где-то в конце колонны, а высокие откосы отличного четырехполосного шоссе (кто бы мог подумать, что в России есть такие дороги!) и тянувшиеся вдоль шоссе мелиоративные канавы не давали быстро выдвинуть его вперед. И он приказал атаковать теми силами, что были в голове колонны: двумя батальонами 35-го танкового полка Хейнриха Эбербаха (кстати, единственного танкового полка, оставшегося в его дивизии после того, как 36-й полк отдали во вновь формирующуюся 14-ю танковую) и остатками разведбатальона при поддержке батальона мотоциклистов. Ну а в хвост колонны был передан приказ любыми силами расчистить дорогу и пропустить вперед саперов — дивизии второй танковой группы и так отставали от намеченного графика, до Кобрина оставался всего какой-то десяток километров, а необходимость постройки переправы увеличивала задержку еще на несколько часов. Впрочем, в тот момент барон считал, что действует правильно, и был уверен в успехе: почти четыре десятка «троек» и «четверок» с опытными, проверенными в боях экипажами — это серьезная сила. Огневые позиции русских будут расстреляны с дальней дистанции (согласно докладу, все выстрелы по танкам передового отряда были произведены с дистанции 150–200 метров), ну а автоматическим противотанковым ружьям или крупнокалиберным пулеметам, или что там уж у русских есть, «панцеры» не по зубам…

И снова все пошло наперекосяк. Стальные коробки одна за другой спустились с откоса на грунтовую дорогу, по узкому перешейку перебрались через ирригационный ров и начали разворачиваться на поле в боевой порядок, как вдруг один из «панцеров» подорвался на мине. Похоже, русские точно угадали рубеж, откуда начнут атаку танки, и успели расположить там минное поле… Пришлось пустить вперед саперов с миноискателями, которые, как ни странно, ничего не обнаружили. Тем не менее на минах подорвались еще две боевые машины! Наконец все было готово, и выстроившиеся в обычный боевой порядок (впереди — «тяжелые» Pz IV строем клина, внутри клина — Pz II и III, за ними — «Ганомаги» с гренадерами) «коробочки» двинулись вперед. Фон Лангерман-Эрленкамп с удовольствием смотрел на то, как четко действуют его танкисты. Еще несколько минут — и танки выйдут на дистанцию действительного огня… И тут в тянущихся вдоль мелиоративной канавы зарослях ракитника вспух легкий дымок, и в сторону наступающих танков, оставляя дымный след, полетел какой-то темный предмет. Летел он, как живой — то поднимаясь выше, то опускаясь почти к самой земле, и через несколько секунд ткнулся в лобовую броню головной «четверки». Еще секунду ничего не происходило, а затем раздался взрыв сдетонировавшего боекомплекта. В цейсовскую оптику барон с ужасом наблюдал за тем, как бронированный ящик башни взлетел в воздух, сделал два оборота и воткнулся пушкой в грунт как страшное предупреждение об опасности. Через пару минут на поле уже полыхало как минимум пять или шесть чадных бензиновых костров. Продвижение сразу резко замедлилось. Механики-водители маневрировали, пытаясь скрыться за горящими машинами своих менее удачливых камрадов, а наводчики в моменты коротких остановок старались нащупать огневые позиции врага снарядами семи с половиной и пятисантиметровых пушек. Но, видимо, страшное оружие русских было достаточно легким для того, чтобы расчеты могли быстро менять позиции после выстрела. Стреляли они не слишком часто, но каждый раз — чуть из другого места, при этом с убийственной точностью, и каждую минуту на поле появлялись один-два новых скорбных костра.

Барон отдал приказ остановить атаку и вернуться на исходные позиции, а сам сел в машину и направился в хвост колонны — организовать переброску артиллерии через походные порядки дивизии, превратившиеся в одну огромную пробку длиной в несколько километров. И именно в этот момент он услышал крики: «Алярм!» Со стороны Жабинки, вдоль Мухавца накатывался странный пульсирующий гул, а еще через секунду из-за тянущегося вдоль берега лесочка вынырнули узкие хищные силуэты незнакомых летательных аппаратов, покрытых темно-зелеными пятнами камуфляжа и похожих на доисторических летающих ящеров. Ведущий «ящер» сделал горку, под его короткими крылышками вспухло дымное облако, и к забитому войсками шоссе потянули трассы реактивных снарядов. Автобан мгновенно превратился в огненный ад. Фон Лангерман рыбкой, как в дни своей лейтенантской молодости под Седаном, выпрыгнул из машины и бросился вниз, в придорожный кювет, почувствовав удар и резкую боль в колене. Злобно залаяли установленные на полугусеничниках двухсантиметровые зенитки, но пилоты «ящеров» с красными звездами тоже были не лыком шиты: они разделились на несколько групп, каждая из которых занялась собственным делом. Одни целенаправленно принялись засыпать градом реактивных снарядов зенитчиков, другие, заходя с разных направлений, атаковали хвост и середину колонны, третьи начали прицельно выбивать танки, пользуясь оружием того же типа, что и наземный заслон. Наконец все «ящеры» (барон начал их считать, насчитал два десятка и сбился) по очереди прошлись над дорогой, поливая ее снарядами из автоматических пушек. Фон Лангерман, вжимаясь в размокшую землю, отчетливо слышал свист лопастей огромных пропеллеров, которые и держали аппараты в воздухе, перекрывающий и гул моторов, и рокот пушек. Наконец геликоптеры, или автожиры, улетели, причем зенитчики могли похвастаться лишь одним, и то, похоже, неполным, успехом — один из аппаратов ушел в сторону Кобрина со снижением, оставляя шлейф дыма.