От прилагательного «бразильские» я моментально вздрагиваю. Отбираю телефон у Ани и быстро пролистываю скаченные снимки.

— Ещё есть? — по-деловому интересуюсь я.

— Не-а, это всё.

Что ж, прекрасно, я там нигде не засветилась. А ведь могла бы. На снимках из того жаркого бразильского утра я тоже присутствовала.

Когда хлопает дверь аудитории и в зал входит Герман повисает гробовая тишина. Он спокоен и собран. Как всегда.

Он не знает. Он ещё не знает, — осеняет меня.

Господи, пусть он не узнает. Пусть никто больше не узнает, — молюсь про себя и понимаю, что этому не бывать.

Новость и материалы настолько «пикантны», как выразилась Аня, что очень скоро станут достоянием общественности института.

— Я сам раздам каждому вопросы, — говорит Герман, и я осознаю, что уже пропустила часть информации, но замечаю, что все убирают лишнее со столов, оставляя себя наедине с листком бумаги и ручкой. — О, нет, конспектом можете пользоваться, возвращайте конспекты, — добавляет Герман с улыбкой. — Пусть каждый получит бонус авансом за посещаемость.

Тяжело сглатываю, думая, что все уже в воскресенье получили свой бонус к основному подарку.

Вот Герман равняется с моим столом, и я опускаю взгляд в пол и задерживаю дыхание, позволяя себе посмотреть на обрывок бумаги с темой, когда Герман удаляется к последним рядам.

Буквы пляшут перед глазами, а в голове мысли о чём угодно, только не о финансовых рисках. Но я что-то пишу. Строчка за строчкой заполняю лист предложениями.

Первой сдаю свою работу, не глядя бросаю ответ на стол Герману и быстро покидаю помещение. Потому что мне кажется, ещё секунда и меня вырвет. Приходится купить в автомате бутылку питьевой воды и влить её в себя, чтобы как-то остановить этот панический приступ удушья. А после спрятаться в кафетерии, чтобы самой заглянуть в группу и пролистать фотографии, которые теперь красуются на главной странице с пометкой «жаркие новости от жаркого препода».

Я вываливаюсь из парадной на Шпалерную в темноту туманного ноябрьского вечера. Не могу оставаться дома. Боюсь, что он придёт. Так странно, вчера я даже этого хотела. Чтобы он заявился и стал выяснять отношения. А сейчас — нет. Не хочу, не желаю.

Только колесо рулетки раскручено и там выпало что-то явно не в мою пользу. Фотки с обнажённым Германом уже красуются в официальной группе университета. Какой-то умник запостил их прямо на общую стену. Вернее, уже не красуются. Модерация потёрла. Но народ успел и посмотреть, и оценить. Местечковый скандал превратился в глобальный. Герман, небось, уже на ковре у своей дорогой Юлии Сергеевны, объяснятся, как это его так угораздило вляпаться.

Вот и пусть объясняется, пусть покрутится на горячей сковородке. Если он ей нужен, она ему всё простит, — пищит мой противный внутренний голос, — наверное, простит.

А он меня простит?

А тебе нужно его прощение?

Ответов на эти вопросы у меня не находится.

Иду сквозь Таврический сад к Кирочной улице. В парке застыла мрачная красота под стать моему настроению. Мягкий свет жёлтых фонарей пробивается через туманную дымку и между черными росчерками голых ветвей залегли глубокие тени. Летом здесь кипит жизнь: гуляют семьями, утром йога на свежем воздухе, днём пикники и сахарная вата рулонами, прожорливые утки и назойливые велосипедисты. А сейчас ни души. Кроме моей. Пропащей. Хочется присесть на скамейку и слиться с этим тёмным царством. Тут меня Герман точно искать не станет.

Может, он тебя вообще искать не станет, — очередной раз прилетает от моего внутреннего «я».

Может, и не станет. Но что-то подсказывает, что мы ещё поговорим.

Когда выхожу в живой мир, становится чуть легче, тут я не одна и есть, между кем затеряться. Ноги сами собой несут меня вперёд и через Литейный к Белинского.

В «Шляпе» в этот час уже битком и шумно. Тут вечеринки семь дней в неделю. Если нужна ненавязчивая компания и место, где всегда будешь своим, так это сюда.

Скидываю утеплённую кожаную куртку на крючок у входа и жду, когда за барной стойкой освободится место. Прошу бокал вина и молча утыкаюсь в него, двигая ногой в такт новой мелодии. Джаз он разный, но в «Шляпе» какой-то родной. Меня здесь музыка никогда не раздражает. Она не визгливая и не занудная, а низкое звучание контрабаса всегда вызывает желание щёлкать пальцами в ритм. Мне кажется, тут маленький мир, этакая Америка, которую мы потеряли. Наверное, в Нью-Йорке таких мест полно, по крайней мере, если верить фильмам Вуди Аллена.

Я допиваю вино и прошу повторить.

Мы сюда любили ходить с Германом. Можно сказать, «Шляпа» одно из наших мест. И от дома не далеко, и атмосфера комфортная, и вход-выход свободный. Интересно, я даже через пять и через десять лет продолжу ходить по «местам нашей памяти», как одна из тех жалких страдалиц, которые не способны примириться, что их кинули?

Память здесь не при чём, — успокаиваю я себя, — тебе здесь удобно, вот и весь секрет.

— Привет, — раздаётся слева.

Искоса смотрю на незнакомого парня, устроившегося за стойкой. Он просто встал рядом. Втиснулся между мной и ещё одним человеком. Да, здесь такое в порядке вещей, даже стул не обязателен, тем более, их тут дефицит.

— Привет, — киваю я, — подвинуться?

— Нет, сиди спокойно, — он жестом подзывает бармена и просит себе, что покрепче. — Угощу? — интересуется у меня, но я указываю на свой бокал, на половину полный.

— Спасибо, у меня есть.

— Тогда позже?

— Договорились.

Не знаю, о чём мы с ним ещё договорились одной этой фразой, но когда он заводит беседу, я не отворачиваюсь и включаюсь в игру. Ладно, надо же как-то развеяться. Ни к чему не обязывающий трёп за барной стойкой прекрасно отвлекает от проблем. Всё как обычно: кто ты, где учишься, чем занимаешься, интересы, путешествия и прочая ерунда. Первый разговор всегда как интервью.

Мой второй бокал сменяет третий. Я верчу между пальцами ножку и смеюсь над очередной шуткой своего собеседника.

Когда сама говорю, активно жестикулирую. На душе даже вроде как становится легче, проблемы улетают всё дальше с каждым новым глотком и с очередной шуткой парня, имя которого я даже не запоминаю. Вот где-то на середине моего красочного описания одного интересного местечка на Рубинштейна, которое просто обязательно к посещению, если ты недавно переехал в Питер, моё запястье перехватывают и крепко сжимают.

— Что за?.. — оборачиваюсь я.

— Потанцуем? — рядом вырастает Островский, оживляя мой самый ужасный из кошмаров.

Я пикнуть не успеваю, как мой бокал оказывается на стойке, а случайный собеседник растерянным взглядом провожает нас.

Пальцы Германа больно впиваются в мою спину, а рука, держащая мою ладонь, сжимает так сильно, что вырваться не предоставляется возможным.