— Ты не можешь так поступить! Это неправильно. Нужно… Нужно… — Сашка закашлялась, сглотнула, замолчала.

— Да мне срать на то, что правильно, а что нет! — вспылил я. — Я хочу тебя! Хочу быть вместе с тобой! Хочу видеть твою улыбку, слышать твой смех! Чтобы руку протянуть, а ты рядом.

— Отец не поймет, — возразила Саша. — Он одобрил твой брак с Машей. А я… я только тяну тебя в пропасть. Ты идеальный, Ник. Замечательный. Умный. Успешный.

— Да я придурок, Сашка! Самый настоящий придурок! Ты сейчас из-за меня рыдаешь, а мне застрелиться хочется! — прокричал я, а потом сипло, на выдохе: — Сашенька, Сашка, родная….

— Ни-и-ик, — выдохнула Саша, а я застыл, когда ощутил ее ладонь на своей щеке, потянулся, прижался ртом к нежной коже. — Я избалованная, вредная, беспардонная, хамоватая. Характер у меня жуткий. И еще я матом могу ругаться. И комплексов у меня вагон. Ник, ты же сам все знаешь. Я совсем не та, которая нужна тебе. Совсем не та….

— Не та? Это все полная хрень, Санечка, — выдохнул приглушенно в ее нежную ладонь. — Только ты мне и нужна. Ты одна! Вся, целиком, самая замечательная. Моя!

Сашка едва слышно застонала, но уже не плакала, и это было замечательно.

А я ошалело улыбнулся. Пусть и не сказала, что любит, а все равно неравнодушна ко мне. И на каждое прикосновение отвечает пылко и стремительно.

— Сашка-а-а, мы не виделись с самого утра, — пробормотал я, легко тесня девчонку к широкой кровати.

— Что? Нет! Не вздумай! Я не могу уже! И без того только и думаю целый день о том как ты…. Не вздумай, Ник! — тараторила Санька, пытаясь вывернуться из моих рук и удержать края рубашки на своем знойном и сводящем с ума теле.

— Уже подумал, Санечка, — бормотал я, мои ладони заскользили по аппетитным полушариям под неплотной тканью брючек. — Я едва держусь, Сашка! Знаю же, что гипс. И больно. Но чччерт! Ты меня с ума сводишь, Саш, своим запахом. И вкусом. Ты такая вкусная, Сашка! Не было так остро никогда раньше. Только с тобой.

— У меня тоже, — вдруг серьезно шепнула Саша, вскинула голову, заглянула в глаза и пригвоздила меня к месту одной фразой: — Не было никого.

Я завис между раем и адом. Кайфовал и вместе с тем чувствовал, как адский огонь лижет пятки. Оступиться легко. Исправить сложнее.

— Сашка! — выдохнул я, не зная, какие слова подобрать.

— Что «Сашка»?! — фыркнула девчонка. — Вот такая я дура, да! Доволен?!

— Сашка! — хрипло прошептал я, едва борясь с диким безумным напряжением в штанах. Кажется, уже даже слышал, как трещит ткань по швам от напора.

— Хватит! Заладил! Раздевайся уже! — резко прикрикнула эта несносная и дерзкая девочка.

— Сейчас? — уточнил я. — Нет, Саш. Давай с твоими ранениями разберемся. Гипс снимут, кости срастутся. А потом уже все будет. Давай, как раньше. Как утром. Я все сам сделаю, приласкаю тебя, Сашенька. Тебе же нравится. Да? Скажи!

— Нравится, — покраснела Саня, но сверкнула на меня яростным взглядом небесно-голубых глаз. — Раздевайся! И меня раздень!

— Кассандра Юрьевна! — со свистом выдохнул я, когда Сашка шевельнула бедрами навстречу моему возбужденному члену, а потом умоляюще: — Сашенька! Ну что ты творишь!

— Времени мало, быстрее, Ники! — заторопила меня Саша, еще и скользнула ладонью по ширинке, огладила пальчиками член, сжала через ткань.

Я не сдержал стона. Да и к чертям все! Все эти «можно» и «нельзя»! Пошло оно!

Главное, у меня есть Саша! Моя строптивая, дикая, единственная!

— Времени вагон, Саш, — шепнул в ее приоткрытые губы.

— У тебя — возможно, — пробормотала она. — А я вот-вот кончу, Ник. У тебя голос такой.… И аромат… И сам ты весь такой, что я почти…. На грани уже…

— Черт! Ты точно девственница, Сашка?! — взмолился я.

— А ты проверь, — коварно улыбнулась, а потом и завладела моим языком, так, как умела лишь она. Подчиняя себе. Своим желаниям. Отбирая мой разум и дыхание.

Теперь, когда Сашка поведала свой секрет, я действительно понял, что не было никого. Ведь чувствовал, какая она там узкая и тесная. Как тянется ко мне. Реагирует. И вместе с тем смущается.

— Дожить бы, Саш, — признался я, чувствуя, как грохочет сердце в груди, а пульс в ушах.

Сашка не врала, под трусиками ее плоть была настолько влажной, что пальцы стремительно и легко нырнули в манящий жар.

Любимая потянулась навстречу, подалась бедрами, шире развела ноги, открываясь передо мной. Застонала жадно и откровенно, требуя не останавливаться.

Моя девочка! Вся моя. Искушение было так близко, так желанно, что я не смог отказаться от щедро предложенного угощения.

— Ник! Нет! Хочу тебя там! — захныкала Сашка, но было поздно.

Я уже окунулся в ее влагу, прижался ртом к нежным складочкам, огладил языком, пососал так, как нравилось Сашке.

И она вскрикнула, интуитивно сжала мою голову коленями. А я тихо рассмеялся.

Жадная девочка. Ей мало моих ласк. Взгляд блестит, умоляет о большем.

Мои руки отправились в путешествие по хрупкому телу. Задержались на упругой попе.

Сашка старалась не двигаться. А я покрывал мелкими и жадными поцелуями ее бедра, подхватывал нежную кожу на животе и надолго задержался на острых вершинах сосков.

Блаженство, дикое и неописуемое. Я уже с трудом держался. Но мысленно дал обещание, сделать все так, чтобы первая близость понравилось Сане.

— Ни-и-ики! — хрипло шептала Саша, а следом: — Я убью тебя, Вершинский!

И да, Саня не сдерживалась, материла меня так, что позавидовал бы любой гопник. Но я не останавливался. Ласкал ее тело, как хотел, как мечтал. Как видел в своих снах. Осторожно и аккуратно, не забывая о том, что гипс и бандаж никуда не делись.

Мои пальцы вновь заскользили по внутренней стороне девичьих бедер, лаская бархатистую кожу.

— Ты в брюках, Ник! Сними эти чертовы тряпки! — кричала Сашка, обхватывая меня ногами и притягивая к себе.

— Потерпи, Саш, осторожнее, — уговаривал я.

Подхватил Сашку, усадил на себя.

Она невероятно красивая у меня. Такая красивая, что слов просто нет. Позже я непременно ей скажу об этом, а пока что нужно постараться все контролировать.

Пальцами заскользил по нежным складочкам, окунулись глубже, растянули плоть. Хотел максимально подготовить любимую. Знал, что будет больно.

Удерживал Сашку за бедра. Она стонала в такт каждому движению моих пальцев и рта. А я понял, что тянуть больше не могу. Кончу так, всего лишь глядя на эту женщину. На то, как она стонет и извивается, пока мои пальцы находятся глубоко в ней.

— Саш, будет больно, — прохрипел я, подхватил ее за бедра, придержал, аккуратно насадил на себя.