– Знаю, – сквозь слезы прохрипела Алсу, – но он хочет привести в дом вторую жену!

– Что?! – Вера искренне возмутилась. – Объясни своему муженьку, что многоженства в России нет. Ни один загс не зарегистрирует!

– Зачем ему загс?! – На жену Ильнура было жалко смотреть. – Он пойдет, прочитает в мечети Никах. У имама в Бурнаевской, с которым он дружит, у самого три жены. Младшей девятнадцать, а старику пятьдесят четыре. Так и мой будет. Совсем голова испортилась. Говорит, в Средней Азии так живут, в Саудовской Аравии так живут... А я, говорит, эгоистка...

Словесный поток все нарастал, в нем оставалось все меньше логики. Вера потеряла дар речи, слушая излияния Алсу. Она говорит о том самом Ильнуре? О мужчине, который женился в юности на русской женщине и думать не думал ни о какой религии? И уж тем более о многоженстве. Вера не могла понять, что с ним произошло: он всегда был человеком светским, не страдал религиозными предрассудками.

Даже самой себе было страшно задавать этот вопрос: все закончилось бы точно так же, не разведись она с ним тогда? Или все-таки нет?

– Вера Александровна, – всхлипывала Алсу, – повлияйте на него! Он вас уважает. Он вас послушает! До сих пор, чуть что «а Вера понимала, а Вера знала!». Так ведь сколько лет уж прошло.

– Вы как-нибудь сами, – Вера отвела взгляд, – вряд ли я могу чем-то помочь.

Но Алсу была неумолима – Вера должна поговорить с Ильнуром, и все! «Как старшая и самая мудрая жена».

Вот после этой фразы все стало окончательно ясно: не станет Вера вмешиваться в чужие семейные отношения. Во-первых, не имеет на это права. А во-вторых, каждый рубит сук по себе. Конечно, никто не застрахован от ошибок в выборе спутника жизни – взять ее собственный опыт, – но такие неудачи заканчиваются разрывом отношений или разводом. А Алсу, несмотря на то, что у Ильнура, выражаясь нормальным языком, есть молодая любовница, которую он хочет сделать второй женой, ни разу не заговорила о расставании. Даже не подумала о том, чтобы поставить мужа перед выбором!

Нет, каждый человек сам творит собственную судьбу. И не стоит в этот процесс вмешиваться.

Чтобы успокоить Алсу, Вера записала мобильный телефон Ильнура и, сказав «может быть», распрощалась. Расставшись с этой женщиной, загнавшей себя в ловушку, Вера почувствовала огромное облегчение. Конечно, жизнь без любимого мужчины первое время похожа на ад. Но ведь это пройдет!

Пережив две любовные неудачи и оставшись на закате жизни одна, Вера была рада, что обе эти истории остались в прошлом. Или почти в прошлом. В любом случае, не хотела бы она оказаться на месте Алсу или на месте Лены. Прогнившие отношения не приносят ничего, кроме страданий.

...О плюсах женской свободы Вера размышляла и в поезде, наблюдая за медленно уплывающим вдаль перроном. Как хорошо, когда в любой момент можно выйти из дома, купить билеты и отправиться, например, в Ярославль. Когда можно забыть про обед или про ужин и провести вечер наедине с книгой. И никто не упрекнет, не потребует объяснений.

Расстилая постель на нижней полке, Вера пребывала в самом чудесном расположении духа – в попутчицы ей досталась только одна пожилая женщина, от которой нельзя было ждать подвоха вроде купейного пьянства или ночного храпа. Но у дамы оказался другой недостаток: она обожала поговорить. Так Вера Александровна и заснула по дороге в Москву под мерное журчание ее голоса, время от времени поддерживая беседу бессознательным «м-м-м» или «у-у».

С подножки вагона она спустилась наутро легкая, как голубиное перышко, и с одной-единственной мыслью: «Я обожаю Москву!» До поезда в Ярославль оставалось полдня, и Вера собиралась прогуляться по любимым с юности улицам.

Как бы ни сетовали с экрана телевизора на пыль и грязь, на километровые пробки и тучи проблем в столице, Вера все равно считала Москву сказочным городом. А страсти, как ей казалось, журналисты нагнетали из любви рисовать черными красками и еще из желания прекратить миграцию провинциалов, которые не могли жить по древнему принципу «где родился, там и пригодился» и толпами ехали в столицу.

Оставив сумку в камере хранения Ярославского вокзала, Вера решила заодно разведать обстановку: кто знает, вдруг прогулка по любимому городу затянется, и к поезду она прибежит в последнюю секунду. Оказалось, что такая предусмотрительность не напрасна – целых двадцать минут Вера Александровна бродила туда-сюда в поисках путей дальнего следования, с одного из которых должен будет отправиться ее поезд. Электрички – вот они, пожалуйста! Все написано и понятно. А четырехчасовой экспресс (и кто решил, что четыре часа – это «дальнее следование»?!) уходит с самых задворок вокзала, которые еще надо узреть.

Вера узрела. И только после этого, с успокоенным сердцем, отправилась в путь.

Конечно, она поехала на Красную площадь. Так давно не была там, что начала забывать, как выглядит собор Василия Блаженного, как забавно задирают головы иностранцы, дивясь на стены Кремля, как четко и одновременно умилительно – совсем молодые мальчишки, младше Сережи – сменяется караул.

Если бы Веру Александровну спросили о центре Земли, она бы не колебалась с ответом даже секунды – Красная площадь.

Ступая по каменной мостовой, она испытывала редкую гордость за собственную страну и была готова многое ей простить: как человеку, которого любишь трепетно и беззаветно, просто за то, что он есть.

На обратную дорогу до Ярославского вокзала осталось всего сорок минут. Но ехать было недолго: всего четыре станции до «Комсомольской» по красной ветке. Хватит времени, чтобы забрать багаж и спокойно добрести до задворок вокзала с их «путями дальнего следования».

Вера уже спустилась в метро и собралась войти через стеклянные двери на станцию, как вдруг увидела маленькую девочку в розовом платье: малышка беспомощно крутилась вокруг собственной оси в нескончаемом потоке людей и выглядела такой испуганной, что сердце Веры болезненно сжалось. Не раздумывая, она стала пробираться к яркому пятну в серой толпе.

Протиснулась между стремительными телами и осторожно, чтобы не напугать белокурую девчушку, – на вид ей было лет пять, – присела рядом на корточки.

– Мамаша, уйдите с дороги! – услышала она злобный окрик старухи с тележкой, наполненной свежей прессой.

– Ты потерялась? – Косматую тетку Вера проигнорировала, и та в отместку больно заехала Вере Александровне по спине своей поклажей.

Девочка посмотрела на Веру жалобно, прикусив нижнюю губу. В ее громадных глазах стояли слезы, она молча кивнула. Вера могла бы поклясться, что где-то ее личико уже видела.

– Как тебя зовут? – ласково спросила она и наконец поняла: девочка очень похожа на ее старшую племянницу Машу.

А еще – как две капли воды – на маленькую горничную в доме Зули, которая вывела ее из лабиринта. А еще – Вера вздрогнула от невероятной догадки – на малышку из ее снов! Вера Александровна мотнула головой, отгоняя мысль о причудах воображения. Ерунда! Не может этого быть!