– Сегодня там уже такие системы безопасности, что тебе бы не удалось от них улизнуть, – подначивал соседа Арчибальд, прищелкнув языком для убедительности.

– Ошибаешься. Люди думают, что стоит мухе присесть на картину, как со всех сторон к ней кидаются полицейские, чтобы нацепить на нее наручники. Ха! В кино, может, оно и так, а в жизни все по-другому. Поверь мне! В любой музей мира можно пролезть и обокрасть его: нужно только знать слабые места.

– И ты их знаешь?

– Да. – Старик самодовольно ухмыльнулся, а затем наклонился к Арчибальду и добавил шепотом: – Хочешь, расскажу тебе некоторые приемчики?

Арчибальд покачал головой и произнес:

– Не очень-то мне охота кончить жизнь, как ты, на тюремной койке.

Потом, намекая, что разговор завершен, растянулся на матрасе и взял в руки роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Но его приятель не хотел сдаваться:

– Ну ладно, мы еще поговорим об этом, парень. Поговорим.

Так уж получилось, что прежде чем через несколько месяцев скончаться в тюрьме от рака легких, Эван Кемпбел успел научить Арчибальда всему, что сам знал о кражах, ограблениях и похищениях картин.

Когда пришло время поменять стиль жизни, Арчибальд решил употребить для пользы дела все те навыки и полезные знания, которые передал ему «учитель», а также в какой-то степени надеть на себя его личину. Так канул в небытие Джозеф Арчибальд Блэкуэл и появился Арчибальд Маклейн.

В дальнейшем образ короля ограблений, которым он обзавелся, заставил Арчибальда скрываться, вести жизнь отшельника, менять маски и перевоплощаться в разных людей, видоизменять почерк набегов, перепрятывать состояние. Он совершенствовал свою физическую форму, развивался интеллектуально, что, кстати, попутно избавило его от лишних угрызений совести и сожалений по поводу прошлого.

На первых порах все было ничего, но вскоре он понял, что отказываться признавать существование дочери – не совсем то, что хотела бы от него Валентина. Ночью Арчибальд часто просыпался в холодном поту от преследовавшего его кошмара, который всегда заканчивался одним и тем же криком, призывом, требованием: «Это девочка, ты знаешь? Я уверена. Ты полюбишь ее, Арчи, ты будешь ее любить!» Словно откуда-то сверху ему пришло указание, как следует жить дальше.

И вот в пятнадцатый день рождения Габриель Арчибальд принял решение встретиться с ней, все объяснить, сказать правду. Но, имея желание, не нашел в себе мужества на этот шаг. Арчибальд испытывал стыд за свое поведение – не знал, какие найти слова, чтобы втолковать ей, почему он так поступал. И опасался за ее реакцию – если дочь была похожа на свою мать, то у нее, наверное, непростой характер. Интуиция подсказывала ему, что она не встретит отца с распростертыми объятиями.

Чтобы не отказываться от идеи перекинуться с ней хотя бы парой слов, Арчибальд нашел единственно приемлемый для себя способ – перевоплощение.

23 декабря 1990 года – шофер такси, который подвозит ее в аэропорт, – это он.

23 декабря 1991 года – эксцентричный старикашка, с которым она поднимается в лифте в торговом центре, – это он.

23 декабря 1992 года – бездомный весельчак, играющий на саксофоне на Маркет-стрит, которому она дала доллар, – это он.

23 декабря 1993 года – посыльный из цветочного магазина, который принес ей тысячу и одну розу от имени тайного воздыхателя, – опять он.

Он, всегда он… Он всегда рядом, но неузнанный, на каждом ее дне рождения.

Он помнит каждую встречу, но как мучительны эти воспоминания! Каждый раз твердит себе, что время обмана закончилось, пора наконец сказать правду и открыться ей, но каждый раз отступает.

Впрочем, эти тайные встречи с Габриель разбудили в Арчибальде отеческие чувства. Он стал волноваться за нее и пришел к мысли, что надо нанять частного детектива, чтобы быть в курсе ежедневных забот своей дочери. Ни с моральной, ни с этической точки зрения подобное поведение нельзя считать порядочным, но он решил, что только так, скрываясь в тени, сможет играть роль ангела-хранителя.

Задолженность на счете в банке, слишком назойливый приятель, дыра в бюджете, медицинские расходы: он предвидел и решал все проблемы. Лучше, конечно, чем ничего, но все-таки недостаточно…

Теперь его диагноз не оставил ему выбора, но в каком-то смысле это даже облегчало задачу.

Арчибальд подошел к холодильнику и достал пиво. С банкой «Короны» в руке вернулся в гостиную, стал рассматривать безделушки на этажерке, книги, которые дочь читала, фильмы из ее коллекции, какие она любила смотреть.

Она оставила свой ноутбук на видном месте, и он загрузил его, пересмотрел почту и эсэмэски: простенькие сообщения от разных типов, с которыми случайно знакомилась на вечеринках, приглашения пропустить по стаканчику, всякие глупости. Зачем Габриель дает свой номер кому попало?

На этажерке в рамочке стояли только две фотографии. Одну из них он легко узнал, потому что сам когда-то сделал этот снимок: Валентина, веселая, смеющаяся, вся в брызгах волны, разбившейся о скалы, на берегу моря в Антибе, где они проводили вдвоем каникулы во Франции. На другой фотографии – молодой человек лет двадцати – Мартен Бомон. Снимок сделан летом 1995 года.

Тот самый Бомон, который выслеживал его несколько лет. Мартен Бомон, с кем он забавлялся, как кошка с мышкой, кого специально пустил по своему следу несколько месяцев назад.

Арчибальд нацепил на нос очки, чтобы внимательнее рассмотреть фотографию. Он уже видел дюжину фотографий Бомона, но эту он впервые держал в руках, и она отличалась от прочих. Она напоминала ему другую. На ней был запечатлен молодой человек, счастливый, влюбленный, безоружный в своей открытости и не стесняющийся чувств. Лицо юноши, который любуется той, что, улыбаясь, смотрит на него, делая снимок. Лицо мужчины, который впервые в жизни по-настоящему влюблен.

Арчибальд машинально перевернул рамку и обнаружил за фотографией сложенный вчетверо лист бумаги. Он развернул его и прочитал. Это было письмо, датированное 26 августа 1995 года. Оно начиналось словами:

«Дорогая Габриель!

Хочу сказать тебе, что завтра возвращаюсь во Францию. Ничто из моего пребывания в Калифорнии не стоит тех нескольких мгновений, что мы провели вместе…»

В замешательстве он долго стоял на одном месте, читая и перечитывая письмо. Потом сложил его вчетверо, засунул в рамку вместе с фотографией и поставил ее на место. Посмотрел в лицо этому юноше на фото и сказал вслух, словно бросил вызов:

– Ну, теперь поглядим, на что ты способен, парень!

Карта нашей жизни сложена таким образом, что мы не видим ни одной большой дороги, но, по мере того как она раскрывается перед нами, всегда обнаруживается еще одна маленькая тропинка.

Жан Кокто