как душа немолодого математика попала в этот мир?

— Существо такой силы в любом случае заслуживает уважения, — ответил он. — Но и за ваше тело я извиняюсь.

— Пустое, — махнул рукой старец. — Оно восстановится еще до того, как ты очнешься.

— Очнусь? — Сенсома удивился и покрутил головой. — Разве я не останусь… здесь?

— Это — всего лишь сон, юноша, — улыбнулся Рикудо, разведя руками. — Приглядись — здесь нет ничего реального.

— Рай не обязан быть похожим на нашу реальность, — пожал плечами юноша, после того, как мимо него пролетела поющая птичьим голосом сосиска. — Но, да, это странно…

— Ха-ха-ха-ха! — гулко рассмеялся Отшельник. — Мудрость, достойная писателя или философа! Но почему же ты пошел другим путем?

— Я себе не вру, — вновь пожал плечами перерожденный. — Всего лишь говорю правду. Не лежит у меня душа к писательству, пусть я и мог бы, наверное…

— Если бы тебя интересовали только битвы, ты бы не стал жертвовать собой, уничтожая мой труп, — отмахнулся Рикудо. — Можешь думать что хочешь, но мне действительно не получится соврать. Ты был таким раньше, когда только пришел в этот мир. Использовал всех вокруг только ради себя и своих сражений. С тех пор ты многое переосмыслил, даже немножечко влюбился. Завел друзей. У настоящих маньяков битв не бывает настоящих друзей.

— А говорите — не Бог и не Рай, — поддел Сенсома, садясь на траву рядом с Отшельником. — Вон как меня читаете.

— Так ведь это же твой сон! — вновь рассмеялся Рикудо. — Твой сон, твои мысли и твой я. С чего ты вообще взял, что у меня серая кожа?

— Я же не различаю цвета, — усмехнулся юноша, подхватывая красную божью коровку. — Ну… только если во сне. Видимо — выверт мозга. Так что там с моим путем?

— А все просто, — Отшельник повел рукой, отгоняя мелкую пташку, вздумавшую сесть на его посох. — Нет у тебя пути. Путь битвы — не твое предназначение. Я бы сказал, что твой путь — путь защитника, но тебе пока некого защищать.

— «Пока»? — не понял перерожденный.

— Пока-пока, — старец встал, отряхнулся. — Я верю, что ты найдешь это. То, что будешь защищать. А возможно Коноха, наконец, станет твоим домом. Второй, вон, понял все. Быстрее чем ты. И подсуетился, привязав тебя к деревне с помощью своего сына. Как думаешь, вырастив его, сможешь ли ты вновь спокойно рассуждать о том, чтобы переехать в Узушио?

— Не знаю, — юноша, оставшись сидеть, серьезно задумался.

— Ну вот и подумай, пока спишь, — кивнул Рикудо. — Посиди на зеленой травке, подумай. Кстати, раз уж я — Бог, — он усмехнулся. — Подарю тебе подарочек. Раз уж твои сны такие красочные, значит и по цветам тоскуешь.

— Это тоже — часть меня, — возразил Сенсома. — В сером мире не особо хочется жить полноценной жизнью. По крайней мере мне — тому, кто раньше различал цвета. После ухода Мадары я думаю о том, что мое новое зрение — отражение жизни бойца, которую я так люблю.

— Не твой это путь, — вновь покачал головой Отшельник. — Ну ладно… засиделся я что-то. Пойду.

— В добрый путь, Рикудо-сама, — парень встал и вновь поклонился. — Надеюсь вы правы, и я проснусь.

— Сегодня я точно прав, — кивнул Бог и неспешно пошагал прочь.

* * *

— Сегодня я точно прав! — вновь возбужденно повторил Амаки — главврач госпиталя Узушио. — Если его физические начало восстановилось после ТАКИХ повреждений, то и духовное, точно так же смешанное с началом самого! — он чуть пригнулся, проверяя, не ударит ли в него молния. Все обошлось. — В общем — оно тоже должно было восстанавливаться. А раз так, он очнется…

— Сейчас, — вполне нормальным голосом произнес Сенсома. — Доктор, у меня закрыты глаза, и они не открываются, это нормально?

Амаки моментально подскочил к юноше и зашуршал над приборами и повязками. Спустя минуту, все контролирующие средства были сняты, и перерожденный вновь увидел этот мир. Белый потолок, белые стены — в больницах всегда все одинаково и не меняется. Белые халаты — в его палате четверо: Тоширо, Хирузен, Амаки и…

— Тобирама-сенсей?.. — удивился Томура. — Как вы тут?

— Это я хотел спросить у тебя, — строго нахмурил брови Хокаге. — Ты вновь применил последние Врата.

Сенсома поднял лицо к потолку, вспоминая свой бой. Бой ли? Он просто крошил древнейшее тело изо всех своих немаленьких сил, а потом… пришел демон, а потом…

Сон…

— Я… да, Тобирама-сенсей, я смог их активировать, — Сенсома кивнул, что отозвалось болью по всему телу. — Но не умер. Я хоть двигаться смогу?

Амаки, которому был задан вопрос, просиял, как будто ему предложили, наконец, возглавить собрание главврачей всех госпиталей мира:

— Именно так, молодой человек, именно так, — часто закивал Узумаки. — Именно двигаться, потому что то, чем стало ваше тело… Вы больше не можете называться обычным человеком, так что и ходить вам теперь будет без надобности. Ваша пластика, она…

— Хватит, Амаки, — мягко прервал заговорившегося доктора Узукаге. Его волосы вновь были белы. — Сенсома, как ты? Кроме боли по всему телу есть что-то необычное?

— Это? — юноша задумался, а потом перевел взгляд на синий доспех Тобирамы, никак не дававший ему покоя…

Синий и синий, что с того? Он всю жизнь был синий. Точнее сейчас он какой-то не очень… С глазами, видимо, что-то произошло. Хотя нет — закрыв левый глаз цвета различаются нормально.

Стоп, цвета?!

— Я-а-а-а, эм… — Сенсома запнулся. — Я могу различать цвета правым глазом.

Тобирама усмехнулся и посмотрел на Узукаге с видом: «Я оказался прав», а Тоширо нахмурился, подойдя к лежащему пациенту вплотную.

— Думаю, тебе нужно увидеть сразу, пока мы не вывалили на тебя основной пласт информации, — он достал из кармана небольшое зеркальце, которое теперь всегда носил с собой. — В общем — вот.

Некоторое время перерожденный с интересом рассматривал юношу, отразившегося в зеркальце. Его лицо, ставшее чуть более… серьезным или строгим, будто повзрослевшее на пару лет. Новый шрам, вольготно расположившийся на нижней губе. Даже не шрам — шрамик, не выделяющийся, но органично вписывающийся в общую картину. Щеки, нос, уши — все прежнее. Глаза…

Глаза оказались разными. Левый глаз остался прежним — строгая сталь и плещущаяся где-то глубоко внутри затаенная опасность, а вот правый сменил цвет на желтый. Полностью идентичные во всем, кроме цвета — один показательно стальной, а другой ярко-желтый.

И волосы, но наоборот — правая сторона