В последующем предполагалось эти народы, считавшиеся в условиях войны неблагонадежными, принудительно выселить вглубь Российской империи. Однако такую высылку так и не осуществили вплоть до оставления русскими войсками летом 1915 года территории Царства Польского. С ними ушли только те жители, которые не захотели оставаться под австро-германской оккупацией, и прежде всего семьи русских чиновников. Принудительно эвакуировались только лица призывных возрастов, причем независимо от национальности. Мессинг, которому в 1915 году исполнилось только 16 лет, призыву еще не подлежал (призывной возраст тогда был 20–21 год). Нет сомнений, что Мессинг, как и его родители, в 1915 году остался на территории Польши. В тот момент ни австрийские, ни германские власти не проявляли враждебности к евреям. Наоборот, они старались использовать определенную культурную общность евреев с германскими народами из-за близости идиша к немецкому языку и привлекали евреев к сотрудничеству с оккупационной администрацией.

В мемуарах Мессинг утверждал, что встречался со многими знаменитыми учеными — Абелем, Фрейдом, самим Эйнштейном. Это должно было доказать, что его способности — это научный феномен, и потому на него еще в ранней юности обратили внимание светила науки. Мессинг писал: «Наконец в 1915 году он (импресарио Цельмейстер. — Б. С.) повез меня в первое турне — в Вену. Теперь уже не с цирковыми номерами, а с программой психологических опытов. С цирком было покончено навсегда. Выступать пришлось в Луна-парке. Гастроли длились три месяца. Мои выступления привлекли всеобщее внимание. Я стал “гвоздем сезона”. И здесь, в Вене, выпало мне счастье встретиться с великим Альбертом Эйнштейном.

Шел 1915 год. Эйнштейн был в апогее своего творческого взлета. Я не знал, конечно, тогда ни о его исследованиях броуновского движения, ни о смелых идеях квантования электромагнитного поля, позволивших ему объяснить целый ряд непонятных явлений в физике, идеях, которые тогда, кстати, разделяли лишь очень немногие физики. Не знал я и того, что он уже завершил, по существу, общую теорию относительности, устанавливающую удивительные для меня и сегодня связи между веществом, временем, пространством. Это великое открытие Эйнштейна было опубликовано через год — в 1916 году. Но хотя я всего этого тогда не знал и знать не мог, имя Эйнштейна — знаменитого физика — я уже слышал.

Вероятно, Эйнштейн посетил одно из моих выступлений и заинтересовался им, потому что в один прекрасный день он пригласил меня к себе. Естественно, я был очень взволнован предстоящей встречей.

На квартире Эйнштейна меня в первую очередь поразило обилие книг. Они были всюду, начиная с передней. Меня провели в кабинет. Здесь находились двое — сам Эйнштейн и Зигмунд Фрейд, знаменитый австрийский врач и психолог, создатель теории психоанализа. Не знаю, кто тогда был более знаменитым, наверное, Фрейд, да это и непринципиально. Фрейд — пятидесятилетний, строгий, — смотрел на собеседника исподлобья тяжелым, неподвижным взглядом. Он был, как всегда, в черном сюртуке. Жестко накрахмаленный воротник словно подпирал жилистую, уже в морщинах шею. Эйнштейна я запомнил меньше. Помню только, что одет он был просто, по-домашнему, в вязаном джемпере, без галстука и пиджака. Фрейд предложил приступить сразу к опытам. Он и стал моим индуктором».

В интервью 1971 года Мессинг вообще утверждал: «Эйнштейн — необыкновенный человек. Он первым сказал, что я буду “вундерманом” (в буквальном переводе с немецкого «чудо-человек». — Б. С.). Я прожил у него в доме несколько месяцев…»

Дальше цитировать мемуары Мессинга по поводу будто бы состоявшейся встречи с Эйнштейном и Фрейдом не имеет смысла, поскольку весь этот эпизод вымышлен мемуаристом с начала и до конца. Михаил Голубков передал мне рассказ своего отца о встрече Мессинга с Эйнштейном и Фрейдом: «Мессинг рассказывал ему о своей встрече с Эйнштейном и Фрейдом. Но он не мог толком рассказать, о чем они конкретно говорили, какие вопросы поднимались в ходе беседы. Вспомнил только, что оба были его индукторами, а также утверждал, что Фрейд был одет в строгий черный костюм, а Эйнштейн — в свитере. Оба они восхищались способностями Мессинга. Фрейд попросил разрешения отрезать у него прядь волос, и Мессинг разрешил».

Тут я должен заметить, что наиболее известная фотография Эйнштейна — Эйнштейн в свитере, а Фрейда — Фрейд в строгом черном костюме. То, что именно таким образом Мессинг описал двух великих людей Михаилу Хвастунову, доказывает, что ни Эйнштейна, ни Фрейда он никогда в глаза не видел, а судил о их облике по известным фотографиям.

Советский биограф Альберта Эйнштейна журналист Владимир Львов отметил, что сообщение Мессинга о том, что он в 1915 году навестил Альберта Эйнштейна в его квартире в Вене, где заодно встретился и с Зигмундом Фрейдом, абсолютно недостоверно: «Как давно установлено биографами Эйнштейна, он никогда не имел квартиры в Вене и в промежуток времени с 1913 по 1925 год вообще не приезжал в Вену. Кроме того, Эйнштейн никогда не держал в своих квартирах “обилия книг” и говорил своим друзьям, что ему “достаточно нескольких справочников” и что он хранит у себя лишь “оттиски наиболее важных журнальных статей”…»

Когда говорят, ссылаясь на Мессинга, что его уникальные способности не могли объяснить ни Эйнштейн, ни Фрейд, то это святая истинная правда. Ни создатель теории относительности, ни творец психоанализа никак не могли объяснить уникальные способности Мессинга просто потому, что понятия не имели о его существовании.

Шенфельд дает альтернативную версию биографии Мессинга в годы Первой мировой войны. По его мнению, ни в какое зарубежное турне Мессинг не ездил, а вынужден был из-за начавшихся боевых действий сидеть дома и вернуться к нелюбимому труду садовода. Он будто бы говорил Шенфельду: «Немцы наступали, русские отступали, фронты передвигались, людям было не до зрелищ. Молодых Кордонеков призвали в армию, и наш цирк распался. Пришлось мне возвращаться домой. Гнев отца я смягчил, отдав ему почти все, что заработал. Отец в мое отсутствие вторично женился, и хотя мачеха была добрым человеком, я не мог смириться с мыслью, что она занимает место мамы. Товарищей у меня не было, все от меня шарахались: я был одет как шайгец, курил, редко бывал в синагоге. Я был апикорец — отрезанный ломоть. Отцу я еще более неохотно помогал и в своем штетеле прямо задыхался».

Замечу, что Мессинг в мемуарах ничего не пишет о том, что у него появилась мачеха. Поэтому вполне возможно, что отец его до самой смерти оставался вдовцом. Также вполне вероятно, что в действительности Вольф из дома не убегал и никогда не покидал Польши вплоть до начала Второй мировой войны, а цирковую карьеру, возможно, начал только после службы в польской армии. В русскую армию в Первой мировой войне, как мы уже убедились, его призвать не могли.

В начале 1920-х годов Мессинг служил в польской армии. О точном времени, когда это происходило, имеются разноречивые свидетельства. Так, Шенфельду Мессинг будто бы рассказывал: «Мировая война окончилась, и новое польское правительство сразу призвало меня на военную службу. Тут вспыхнула и другая война, польско-советская. Я был здоров, хотя и хил; меня зачислили в санитарную часть. Я там показал несколько фокусов, прогремел “магиком" и вскоре меня стали приглашать для выступлений в разных воинских частях».