– А скажи мне, детка, ты что, правда, не знаешь, кто отец Лёсика? Я все думаю об этом, уж больно мальчик у нас необычный.

– Я тоже думаю. Все эти годы думала. Но я правда не знаю! Это так странно. Ты знаешь, я Лёсика очень люблю, но мне с ним иногда страшно. Он как взрослый. Это с самого его рождения было – он ко мне тянется, а я… А мне убежать хочется. Я сама не понимаю, в чем дело. Так же не должно быть?

– Не должно. А ты не хочешь рассказать мне, что случилось?

– Марина, так в том и дело, что я ничего не помню!

– Вот что помнишь, то и расскажи.

Помнила Рита действительно мало: она решила поехать в Питер, увидев в ленте френдов своего ЖЖ сообщения о двух тусовках. И поехала. Рита помнила, как вышла из поезда, гуляла по Петербургу, ела мороженое на Невском, потом отправилась куда-то на окраину в клуб. Последнее, что она могла вспомнить: она сидит на полу, прямо перед музыкантами – сцены нет, и музыканты играют в зале. Что это был за концерт, она не знала, и все попытки найти сообщение о нем в ЖЖ не привели ни к чему. Очнулась она – тут Рита покосилась на Марину и опустила голову, – очнулась совершенно в другом месте, на каком-то диване, где она спала в обнимку с двумя незнакомыми парнями.

– Мариночка, ничего у меня с ними не было, я уверена! Мы просто спали! Наверное, напились. Если б что было, мы бы раздетые проснулись!

Марина только вздохнула.

– Давай-ка я сама посмотрю, можно?

Все было то же самое. Туманное серое пятно – совершенно очевидный провал в памяти на целые сутки. Интересно! Похоже, вытесненное воспоминание. Что же с ней случилось?

– Рита, а ты ничего не принимала? Не кололась?

– Ну что ты! Я этого знаешь как боюсь!

– А ты не думаешь, что тебя могли изнасиловать?

– Марина! – Рита закрыла лицо руками. – Ты слишком хорошо обо мне думаешь! Разве такую, как я, можно изнасиловать? Разве шлюх насилуют?

– Рита, ну что ты говоришь!

– Мариночка, ты же святая! Вы все! Вы живете, как… как в парнике за стеклом. Вы даже не знаете, какая мерзость вокруг. И я тоже… мерзкая. Зачем меня насиловать, когда я и так всем давала, кто хотел. Лишь бы пару ласковых слов сказал, а мне и довольно. Ты разве не поняла, что там, в этой книжке моей, все правда?

– Перестань. Там вовсе не всё правда. Вернее, там одна сторона правды. Твоей матери.

– Тебя это обидело, да? Я для того и писала, чтобы тебе больно сделать, потому что тогда уже знала, как оно у вас было на самом деле! Знала, понимала, но ничего не могла с собой поделать: мне всему миру отомстить хотелось! За то, что мне так больно и одиноко. А ты меня простила.

– Ну ладно, ладно. Вот опять твои мысли навязчивые, да? Как я тебя учила?

– А пошло оно все в задницу!

Марина засмеялась:

– Ну вот, научила на свою голову! Послушай, я могу попытаться вытащить это воспоминание. Оно очень глубоко, но я попробую. Если ты хочешь этого.

– Хочу! Пожалуйста! А то оно затаилось там и пугает. А так я буду знать. А ты как думаешь, надо?

– Мне кажется, надо.

…Рита сидела на полу скрестив ноги среди таких же, как она, фанаток. Она первый раз оказалась на живом концерте этой группы, да еще так близко к музыкантам, и волновалась. И музыканты, и инструменты были какие-то странные: Рита никогда не видела таких барабанов и флейт. Наконец из правой двери вышел высокий светловолосый парень с гитарой, и зал завопил.

Серебристые волосы, удлиненное лицо с крупным носом – некрасивое, но благородное, насмешливые светлые глаза с морщинками у век, большой улыбчивый рот. В нем было что-то от клоуна – белый клоун, грустный и смешной одновременно. Да и одет во все белое – штаны, необыкновенная рубаха с вышивкой и бахромой. И босиком. На шее и запястьях – кожаные тесемки с амулетами.

Концерт начался. Рита слушала, совершенно очарованная и музыкой, и этим белым клоуном, который виртуозно играл на гитаре, а потом, увлекшись – а Рита тоже слишком выдвинулась вперед, – наткнулся на нее и чуть не упал, но выправился и засмеялся над ее испуганным видом. И потом все время смотрел на нее и улыбался, а Риткино сердце каждый раз ухало куда-то вниз.

Когда все закончилось, Рита никак не могла встать и уйти – так и сидела на полу, переживая, пока две сильных руки вдруг не подняли ее с пола. Она медленно поднималась вверх, словно всплывая из толщи воды к солнцу – серебряному Солнцу со светлыми насмешливыми глазами и клоунской улыбкой.

– Зеленоглазка, – спросило Солнце, – поедешь со мной?

Она могла только кивнуть. Они куда-то ехали в машине, поднимались на лифте, а потом любили друг друга на широкой белой кровати в комнате с белыми стенами – кажется, это была гостиница. Или нет? Рита так и не произнесла ни одного слова, просто смотрела на него во все глаза, околдованная и потрясенная происходящим до глубины души. Только ответила, когда он спросил, как ее зовут:

– Рита…

– Маргарита, значит? А где же твои желтые цветы?

Рита не поняла, о чем он говорит. И все смотрела и смотрела на него, как на солнце, растворялась в его сиянии, пропадала, таяла, исчезала…

– Где ты, детка? – спросил он нежно. – Эй, на корабле! Человек за бортом!

Рита только моргала.

– Ты есть не хочешь? Пойдем, а то я голодный, как волк.

Они что-то ели, пили красное вино, и это было так красиво – красное вино посреди снежной белизны, что Рита задумчиво наклонила бокал и разлила вино на белую скатерть – получилось сердечко…

Там что, была белая скатерть, в гостинице? Или на простыню разлила?

– Эй, эй! Ты что делаешь! Детка, да ты совсем сrazy! Ну, иди ко мне…

Он целовал Риту и все время улыбался, просто не мог остановиться: с таким обожанием смотрела на него эта зеленоглазая девочка! Как на Бога.

– Маргарита. – Он провел пальцем по ее бровям, потом по губам. – Жемчужина, значит? Pearl! Разве ты жемчужина? Ты мой Pearl Harbor…

И Рита опять не поняла, о чем он говорит.

Она проснулась утром и долго лежала, разглядывая свое спящее Солнце. Потом поцеловала его в лоб, встала, оделась, нашла на столике пачку желтых стикеров и ручку, написала: «Я люблю тебя!», и, вынув из уха, вколола в бумажку одну из своих жемчужных сережек-гвоздиков, подаренных отцом. Приклеила стикер с сережкой на его ноутбук и ушла…

Марина все поняла. Дальше уже можно было не смотреть. Господи, бедная девочка! Рита влюбилась с такой сокрушительной силой – как ей казалось, совершенно безнадежно, потому что разве могла она, такая мерзкая и никчемная, быть достойной своего Солнца! – что ее сознание заблокировало все воспоминания. Серое пятно, провал в памяти. Обнаружив, что беременна, Рита никак не могла понять, откуда оно взялось, это дитя под сердцем! И думала: наверное, все-таки что-то было, на той последней питерской вечеринке. Марина посмотрела – нет, ничего не было, Рита действительно только напилась. Да можно было и не смотреть, потому что Лёсик – просто копия этого странного музыканта.