– Парни, это сообщение для моей девушки, поэтому заткните уши.

Он сверкнул своей сексапильной улыбкой, а потом прошептал в микрофон:

– Крошка, забыл сказать, что оставил тебе кое-что в среднем шкафчике на случай, если у тебя испортится настроение, пока ты будешь смотреть.

У меня все внутри затрепетало. Этот мужчина был так же мил, как и сексуален, хотя само это опасное сочетание, кажется, лишило меня рассудка. Мне пришлось оторваться от монитора и подойти к шкафчику. Открыв дверцу, я принялась хохотать.

Да, он был милым и сексуальным, и порочным. Этот безумец оставил мне брелок с Фёрби. Одному богу известно, сколько он их купил.

Улыбаясь, как идиотка, я рванула обратно вглубь фургона, неся с собой самодельный вибратор. Но замерла, услышав, как Гриффин начал петь.

О боже. У него восхитительный голос.

Я опустилась на колени перед монитором, совершенно завороженная его хрипловатым, задушевным баритоном. Гриффин исполнял балладу, и я чувствовала, как каждое ее слово отзывается в моем сердце, проникая до глубины души. Когда песня закончилась, он открыл глаза, и я поняла, что все это время сидела не дыша.

Я несколько раз вдохнула полной грудью и медленно выдохнула, стараясь унять сердцебиение.

Господи, я была полностью покорена.

Полностью покорена, ели речь шла об этом мужчине.

Тряхнув головой, я опустила глаза на пушистую мягкую игрушку, которую все еще сжимала в руке.

– Что же нам делать, Ми-Ми? Этот мужчина разобьет наши сердца.

Ми-Ми ничего не ответил, поэтому я, зажав брелок в ладони, закрыла глаза.

Определенно, ты мне понадобишься позднее.

* * *

– Ну… как тебе?

Открыв дверь, Гриффин забрался в кемпер, где я по-прежнему сидела перед монитором. Он пел почти три часа, и все это время я не сводила глаз с экрана. Я испытала ошеломляющее и удивительно сокровенное переживание; в перерывах между пробами он разговаривал со мной, а в конце каждой песни, глядя в камеру, одаривал своей сверкающей мальчишеской улыбкой и подмигивал.

– Думаю, я стала твоей фанаткой.

Он подошел ближе и сел рядом со мной.

– Правда? Хочешь поиграть в фанатку и рок-звезду?

Он притянул меня ближе, заставив сесть к себе на колени.

Я кивнула, обвив его шею руками.

– Должна ли я снять трусики и бросить их к твоим ногам?

Взгляд Гриффина помрачнел.

– Если ты снимешь трусики, я поцелую твои ноги.

Усмехнувшись, я прижалась лбом к его лбу.

– Серьезно, Гриф. То, что ты делаешь, просто невероятно. У тебя такой красивый голос! Даже не знаю, что сказать. Кажется, будто поет твоя душа. Слова переполнены эмоциями. Мне понравилось абсолютно все, но песня, которую ты исполнял в конце, в которой говорится о том, что небесам она нужна больше, чем тебе… Эта песня растрогала меня. Если честно, я даже всплакнула, слушая ее.

– Я написал ее в память о своей матери.

Я кивнула.

– Я так и подумала. Понятно, что я не знала ее, но уверена, что она слушает и гордится тобой так же, как я.

Наклонившись, Гриффин нежно поцеловал меня в губы.

– Для меня это много значит. Спасибо.

За моей спиной послышался стук. У двери фургона кто-то стоял. Я хотела спрыгнуть с колен Грифа, но он удержал меня на месте.

– Останься, вероятно, это Эйден.

– Босс? – донесся голос из-за закрытой двери.

Не выпуская меня из объятий, Гриффин крикнул:

– Все улажено?

– Машина будет там в шесть.

– Прелестно. Спасибо, что обо всем побеспокоился.

– Напиши, если тебе еще что-то понадобится.

– До завтра, Эйден!

Я взглянула на Гриффина.

– Это было неприлично. Ты разговаривал с ним через закрытую дверь.

Гриффин хмыкнул.

– Крошка, придвинь свою попу чуть ближе ко мне.

Я нахмурилась, поэтому Гриффин слегка подтолкнул меня, притягивая ближе к себе до тех пор, пока я не ощутила тепло у себя между ног. И что-то твердое. Он увидел, как я, уразумев, что происходит, вскинула брови.

– Любимая, ты не думаешь, что общаться через закрытую дверь гораздо приличнее, чем разговаривать с человеком, демонстрируя восставший член, пытающийся выскочить у меня из штанов?

Любимая.

Это обращение мне тоже очень понравилось.

Мне также понравилось то, как сливались наши тела. Поэтому я наклонилась и поцеловала Грифа, надавливая на его возбужденный пенис и запустив пальцы в его волосы. Господи, мне до боли хотелось, чтобы он оказался внутри меня. Впившись пальцами в мои ягодицы, он начал раскачивать меня взад и вперед у себя на коленях. Мы оба были в джинсах, но от нашего трения мог начаться пожар. Я серьезно думала, что способна кончить только от нашей имитации полового акта.

Но… очередь была не моя. Как бы я ни страшилась привязаться к Гриффину и попасть в беду, я также не хотела быть эгоисткой. Прервав наш поцелуй, я прошептала ему на ухо:

– Ты дверь запер?

Он недовольно выдохнул:

– Нет.

Я раздумывала, встать ли мне, чтобы закрыть дверь, но на самом деле мне не хотелось упускать момент. Поэтому я, наплевав на осторожность, прошептала:

– Ну ладно, если кто-то войдет, думаю, они застанут занятное зрелище.

Я принялась целовать его в шею. Когда я начала расстегивать ремень Гриффина, он прорычал:

– Черт!

Его голова откинулась на спинку диванчика, а желание, звучавшее в его голосе, разожгло мою страсть. Мне захотелось заставить его почувствовать ту же безысходность, которую он внушал мне.

Я оттянула его рубашку и начала медленно облизывать его тело от груди до упругого живота. Я могла бы провести целый день, любуясь четко очерченными мышцами Грифа, но меня занимали более срочные дела. Выпрямившись, я отклонилась назад и принялась расстегивать его джинсы. Мы продолжали молчать, в тишине кемпера слышался только звук медленно – зубчик за зубчиком – открывающейся молнии.

Гриффин смотрел на меня, когда я, встав с его колен, сама опустилась на колени перед ним. Дернув за штанины, я стащила с него джинсы. От вида плотной выпуклости, выпирающей из обтягивающих боксеров, я возбудилась еще сильнее и непроизвольно облизнула губы.

– Черт, Лука, – проворчал он. – Этот рот. Этот проклятый рот.

Бог его знает, кому этого хотелось больше. Мне не терпелось доставить ему удовольствие. Мы вдвоем схватились за его трусы и одновременно торопливо стянули их. Я увидела вырвавшийся на свободу член Гриффина, и у меня потекли слюнки. О боже!