Да и побоятся Асташева местные купцы обманывать. Репутация у него такая… жесткая. Нашего Ивана Дмитриевича и всесильный глава Третьего отделения барон Бенкендорф тронуть не рискнул в свое время. А людишки попроще вроде купчин или меня, например, могут и головы лишиться…

И в то, что Асташев не в состоянии из оборота миллиончик выдернуть, тоже не верю. Мой секретарь Миша Карбышев с Варежкой во мнениях сошлись. Даже имеющиеся в распоряжении томского богача предприятия тянули никак не меньше чем на десять, а то и на одиннадцать миллионов серебром. Неужто у хитромудрого золотопромышленника резервного фонда не имеется? Процентов пять-десять от общего капитала!

Но ведь написать не поленился. Сидорова этого красноярского уже скорее всего «прицепом» тянет. Попался под руку, вычислил, что мне энтузиаст может оказаться интересен, вот и привлек. И отговорки о желании Вениамина – единственного сына и наследника тоже не выглядели слишком уж… честными.

Нет, товарищ, почти брат Герман! Чего-то совсем другого хочет от меня коварный «иезуит» Асташев. И есть у меня подозрение, что даже совсем и не денег…

Но если я прав окажусь, если совсем к другому Иван свет Дмитрич меня подвести желание имеет, так все с ног на голову перевернуться может. Так все вывернется, что банк этот всего-навсего авансом для подношения мне по случаю святого Рождества обернется. Потому что если надумал золотопромышленник через нас, через мою семью сына в высший свет Санкт-Петербурга вывести, прежде совместным делом связав, так это ему куда дороже встанет.

Почему, Герочка, его крыша в свет не выведет? Почем я знаю? Видимо, не может. Видимо… Блин горелый, Гера! Ты гений! Не может только по одной причине! Крыша его – из царской семьи. Невместно великим князьям! Даже за огромные деньги! Худороден Асташев, и имя его к западу от Уральского хребта неизвестно. Чай, не Строганов и не Демидов…

Ну, будем считать, что эта загадка решена. Загадочный «папа» рано или поздно сам проявится, и уж со мной, потомственным дворянином, сыном достаточно именитого в столице отца, поди, пообщаться не погнушается. Такие связи и мне пригодятся…

Подвожу итог – участвую. Пусть будет банк. Тем более что Асташев, как я понял, намекал на Гинтара в роли управляющего. Тут я обеими руками – «за»…

Речка Еланда, приток Чумыша, оказалась коварнее, чем можно было предположить. Вроде наезженный телегами брод – а нашлась, едрешкин корень, промоина, в которую по закону подлости попали именно мы с Принцессой. Был бы я более опытным кавалеристом или хотя бы не занимался чтением писем и их обдумыванием прямо на ходу, может, Бог бы и миловал. А так пришлось мне, изображая мешок с тряпьем, плюхаться в грязную, взбаламученную десятками копыт воду.

Так вот и вышло, что в Еландинскую деревню въехал я мокрым, грязным и обиженным на весь свет. Лошадка прихрамывала, но опытные коноводы переломов у симулянтки, благодаренье Господне, не нашли. У брода сушиться не стали – первые хаты селения начинались в полуверсте.

Потом уже, в доме старосты, вместе со всей семьей выселенного на время ночевать на сеновал, отмытый и переодетый в чистую сухую одежду, сытый и принявший граммов тридцать для подогрева иммунитета, потянул из сумки призывно торчащий уголок следующего послания. Как быстро выяснилось – от председателя губернского правления, статского советника Павла Ивановича Фризеля.

А решился вице-губернатор меня побеспокоить по причине, весьма занимающей этого в общем-то неглупого и доброго человека. Дело в том, что в ноябре подходило время, когда губернаторы всех российских регионов должны были отправить в министерство так называемый годовой «всеподданнейший отчет о состоянии губернии и управления ею». И это, по словам самого моего верного помощника – Герки Лерхе, вовсе не отписка. В сей труд, создаваемый, кстати сказать, чуть ли не всеми чиновниками правления на протяжении двух, а то и трех месяцев, входило аж шестнадцать обязательных к освещению пунктов. Двумя из которых, никто, кроме собственно губернатора, заняться больше не мог.

Остальные четырнадцать позиций этой бюрократической Камасутры, с точки зрения человека из двадцать первого века, звучали как-то… несерьезно, что ли. «Движение народонаселения в губернии» и «состояние урожая и вообще средств народного продовольствия» – еще ничего. Хотя бы понятно зачем. А «состояние народного здравия» – в каких величинах оценивается? Очень уж на среднюю температуру по больнице смахивает. «Состояние народной нравственности, умножение или уменьшение числа преступлений, роды их, особенные сопровождавшие их обстоятельства, когда они заслуживают и особенного внимания, охранение общественного спокойствия и благочиния» – дурдом на выезде! Я думал, после Петра в Кунсткамеру уродцев больше не собирают. «Устройство и порядок управления» – а это что? Где-то в стране он как-то отличается? «Состояние городов и доходов их», «учреждение новых городов, посадов, местечек, селений, ярмарок и торгов» – ладно, согласен. Нужно для логистики. «Устройство дорог и переправ» – о! Тут мне точно есть что сообщить уважаемому министру, как и в отношении следующего пункта отчета – «состояние разных ветвей хозяйства и промышленности». «Определение повинностей, натуральных и денежных» и «состояние недоимок» – это скорее по финансовому ведомству. При чем здесь губернское правление? «Состояние богоугодных заведений и особенные в течение того года подвиги благотворения» – повод подмазать царской милостью нужных купчин? «Состояние учебных заведений, казенных и частных, и вообще средства обучения в губернии» – мрак и ужас. Не совру, если скажу, что девяносто процентов населения губернии неграмотны совершенно. Из оставшихся десяти половина умеет только накорябать свою подпись под документом. «Замечательные чрезвычайные происшествия в течение года» – пожар вот у нас случился. Замечательный, едрешкин корень.

Последние два пункта этой цирковой программки – «разные сведения и замечания» и «общие виды и предположения», по мнению моего внутричерепного эксперта, должны были заключать в себе мои губернаторские замечания и предложения по всестороннему улучшению всего на свете в губернии. Ну и выводы к сведениям из предыдущих четырнадцати позиций.

Что самое главное, Гера утверждал, будто Александр Второй обязательно станет все это… гм… читать. Нет, ну сейчас-то точно станет. Внимание я к себе привлек будь здоров. Не удивлюсь, если навстречу моему «всеподданнейшему» отчету поедет какая-нибудь проверяющая комиссия с прямым заданием – закрутить все гайки до скрипа, во всем разобраться и сделать выводы.

А так-то, Герман, ответь на простой вопрос: сколько губерний в империи? Ну, в той России, в земле которой мое тело червяки доедают, – восемьдесят с лишним. Только там ни Украины, ни прибалтийских республик, ни Средней Азии. И Польши с Финляндией тоже нет. Хорошо. Пусть здесь и сейчас… ну, пусть сто. Соответственно, сотня пухлых отчетов, составленных и переписанных малограмотными коллежскими регистраторами. Да к ним еще по сотне записок велеречивых губернских начальников, витиевато расписывающих свои гениальные мысли по всестороннему улучшению дорогого Отечества. Какие три папки царь, может быть, коли настроение будет, просмотрит? Вот ты, Герочка, будучи государем императором, какие бы посмотрел? Да я понимаю, что нам с тобой не светит, но все же? Польские – согласен. Там только что бунт подавили, важно знать, что осталось. Еще? Кавказ? Ладно, там вроде тоже кто-то с кем-то воевал… Столицы? Правильно! Питер, Москва. Может быть, Нижний Новгород. И все. Остальные – в архив стройными рядами.