– Горячие? – переспросила Эмили с тревогой в голосе.

– Очень горячие. – Он слегка потерся о нежное тело и не смог подавить стон. – А сейчас, если не хочешь, чтобы я снова спровоцировал нечестивые – или горячие – мысли, нам следует срочно охладиться.

– Но как же вы можете повлиять на мои мысли? Тем более если совсем их не знаете?

– Ты так считаешь?

– Хотите сказать, что и у вас такие же?

Лахлан снисходительно улыбнулся:

– Для этого, детка, ты пока еще слишком невинна.

– Но ведь вы сказали…

– Я сказал, что пора охладиться. А это означает, что настало время учиться плавать.

– Ни за что не сниму платье! Это неприлично! – Эмили даже поверить не могла, что вождь предложил раздеться.

– Но нельзя же плавать в платье.

– Если рубашка намокнет, я сразу окажусь почти голой.

– Значит, лишние тряпки в воде не нужны. – Лахлан произнес эти слова спокойно, как будто предлагал нечто вполне обычное.

– Нет, я не могу снять рубашку!

– Но почему же?

– Неужели вы говорите серьезно?

– Объясни, с какой стати нагота так тебя пугает.

– Нагота меня не пугает, – горячо возразила Эмили, хотя тут же покраснела. – Но только в своей комнате, в уединении. А раздеваться перед вами я не могу.

– Признаюсь, созерцание твоего прекрасного обнаженного тела вряд ли принесет успокоение, о котором я так мечтаю. Но плавать все же лучше нагишом.

Эмили знала, что шотландские горцы отличаются своеобразными взглядами на жизнь, но не до такой же степени!

– Нет, мужчины и женщины не могут купаться вместе, да к тому же совершенно раздетыми!

В ответ Лахлан снисходительно пожал плечами:

– Балморалы учатся плавать в раннем детстве. Таков обычай.

– Но я же не ребенок.

– Нет, ты не ребенок.

– Вы только что сказали, что плавать лучше всего без одежды. – Эмили замолчала, не в силах продолжить. – Так что же, и вы намерены раздеться? Готовы снять свой плед?

Дьявольская улыбка не оставила сомнений: смятение жертвы принесло вождю искреннее удовольствие.

– Не задумаюсь ни на мгновение!

– Сумасшедший! Пусть даже вы хорошо целуетесь. Все равно я ни за что не поступлю по-вашему!

– Я уже говорил, что называть вождя сумасшедшим невежливо. Больше того, грубо.

– Нуда! И все же еще грубее требовать, чтобы я разделась.

– Я вовсе этого не требовал. Просто предлагал.

– Так что же, можно и не раздеваться?

– Если не хочешь оказаться на дне озера, то нельзя.

Эмили похолодела и сама почувствовала, как неудержимо бледнеет.

– Нет, вся эта затея с плаванием никуда не годится. Проще принять ситуацию такой, как она есть, и смириться.

Лахлан покачал головой.

– Ты слишком волнуешься. Я же не предлагаю тебе раздеваться перед своими воинами.

– Но ведь рядом будете вы!

– Передо мной тебе и так придется раздеться – рано или поздно. Тебе нравятся мои поцелуи… волнуют… а сам я едва не схожу с ума от одного лишь прикосновения. Конечно, постараюсь сохранить твою девственность, но все же хочу видеть тебя обнаженной. Мечтаю ласкать, открывать самые сокровенные тайны.

Признание обдало жаркой волной. Нет, виновато было вовсе не смущение. Вождь действительно волновал; нежные прикосновения, красивые поцелуи меняли мир. И все же Эмили никак не могла пойти против собственных убеждений.

– Нет.

– Да.

– Я обручена с Талорком.

– Вовсе незачем так часто об этом напоминать. Тот зверь, который живет во мне, сразу стремится овладеть тобой.

Так что же, этот человек действительно считал вожделение каким-то живым существом, зверем? Возможно, так оно и было на самом деле. Ее собственное тело тоже вело себя странным, непредсказуемым образом. Рядом с могучим горцем рождалась другая, незнакомая Эмили… и мечты тоже становились странными – совсем не достойными настоящей леди.

– Это потому, что он ваш враг?

– Потому что ты не должна ему принадлежать.

– Вы в этом уверены?

– Если бы ты реагировала на него так же, как на меня, то не воспринимала бы похищение как избавление.

– Я должна выйти замуж за Синклера. Выбора нет.

– Вполне можешь остаться здесь, на острове, и жить с Балморалами.

– Вы готовы приютить меня?

– Да.

Лахлан лукавил. Ни словом не обмолвился о том, что хочет оставить красавицу себе. Как бы он ни желал ее, опрометчивых обещаний давать не хотел. Думал не о жене, а о женщине, способной утолить безжалостное, жестокое вожделение. Такое отношение способно унизить, оскорбить – мачеха наверняка успела напичкать малышку понятиями и идеями. Однако Эмили не знала этих мыслей, а ощущала лишь страстное желание и глубокое томление чувств. И все же вздохнула и печально произнесла:

– Не могу остаться.

– Почему же? Объясни.

И она подробно рассказала о нелегкой судьбе Абигайл. Искренне призналась, что больше всего на свете боится, как бы сестре не пришлось отправиться к Синклерам вместо нее.

Лахлан долго молчал. Серьезное, задумчивое лицо выражало искреннюю симпатию и откровенное сочувствие.

– Тебе хочется, чтобы сестра тоже жила в Хайленде?

– Да.

– Но Талорк не примет ее.

– Я надеялась уговорить его.

– И поэтому для начала обозвала козлом?

Эмили покраснела.

– Я же извинилась.

– Правда?

– Да.

– А как насчет еще одного извинения?

– Вы хотите извиниться передо мной? – шутливо уточнила она.

Сердитый взгляд ясно показал, что шутка не достигла цели.

– Тебе не мешало бы попросить прощения за оскорбления – и у меня самого, и у моего клана. Ожидание и без того слишком затянулось, англичанка.

– А если я извинюсь, вы разрешите не учиться плавать?

– Нет.

– В таком случае не понимаю, зачем извиняться.

– Затем, что ты была не права.

– Может быть… – Эмили помолчала, а потом все-таки продолжила: – Нет, думаю, извиняться не за что.

Лахлан покачал головой: