– И когда же это кончится, – вздохнул Арс, делая очередной глоток из чаши.

Вино было сладким, густым и очень крепким, так что голова у Топыряка звенела, а мир начинал подрагивать.

– Никогда, – отозвался один из сатиров, откликавшийся на имя Потерянные Деньги.

Вообще, прозвища спутники Безудержного Пьянства носили довольно странные – Грязные Шмотки, Рвота, Неожиданный Разврат, Драка, Болтовня, Сточная Канава и даже Вертолеты. Выглядели они все примерно одинаково – козлиные ноги, человеческий торс и рога на башке.

И столь же одинаково жадно они пили вино.

– Никогда? – уныло спросил Топыряк.

– Никогда, – подтвердил Потерянные Деньги. – Это бесконечная вечеринка без права на отдых. Никто не смеет тут заикаться о трезвости, похмелье и скуке… Меее! А ну, споем, друзья!

Он вскочил, вцепился руками в хвост кому-то из сородичей. Тот в ответ лягнул копытом, и завязалась драка. Теперь Арс видел Рыггантропова с чашей в руках и лавровым венком на ухе. Две менады, довольно скупо одетые (или богато раздетые, это уж как посмотреть), льнули к нему с обоих боков. Тили-Тили отчаянно махал ушами и пытался встать. Сам он выглядел трезвым и вполне осмысленно шипел, но вот ноги хозяина подводили.

– Привет, красавчик, – на колени Топыряку шлепнулась полненькая блондинистая менада, – выпьем?

– Конечно. – Арс был не в том настроении, чтобы спорить.

Очередной глоток оказался лишним, после него накатило желание пожаловаться на жизнь. Менада теснее прижалась к студенту, а тот вместо того, чтобы пустить в ход руки, забормотал ей в ухо:

– Что за ж-жизнь? А? Я ж-же самый обычный с-студент… почему мне вс-се это? Реализатор справедливости, беглые демоны… козлы говорящие… книги ссс-ссс заклинаниями…

– Козлы? – в ужасе спросила менада. – Где?

– Где-то там, – Арс махнул рукой в ту сторону, где до начала пьянки находился Ква-Ква.

– А у любви у нашей села гонорейка… о-ери-ери-йо, гонорейка! – завыл бог со своей амфоры.

Менада вскочила и удрала, но Топыряк не обратил на это внимания. Он продолжил жаловаться на жизнь, забыв, правда, что для этого нужно открывать рот и двигать языком.

– Давай танцевать! – завопил кто-то из сатиров, то ли Драка, то ли Сточная Канава. – А ну, йех!

Зазвенели бубны. Спутники бога образовали громадный хоровод и начали скакать, вихляя задницами. Кто-то попытался поднять Арса с земли, но это было то же самое, что тащить набитого цементом кота с липучками на лапах, не желающего, чтобы его куда-то тащили.

– Я мог бы стать рекою, быть темною водой! – грянул хор во главе с Бухусом. – Вечно молодой! Вечно пьяной!

И тут какой-то шустрый нейрон здравомыслия просочился через силовое поле пьянства и вонзился в голову Арса, точно копье в осиное гнездо. В мозгу зажужжали мысли.

– Эххх…. – сказал Топыряк, пытаясь оглядеться, а затем пополз в ту сторону, где сидел и мычал что-то под нос Рыггантропов.

На удар по плечу двоечник отреагировал поворотом головы, и в глазах его возникло недоумение:

– Типа, чего?

– Нас здесь сожрут! – сообщил Арс, стараясь одновременно орать, чтобы его услышал собеседник, и шептать, чтобы слов не уловили остальные. Результатом стало сдавленное клокотание.

– Кто? – удивился Рыггантропов.

– Они… – Топыряк показал на скачущих сатиров и менад.

– Они? Зачем? Эти сортиры и монады не выглядят голодными.

– Богам нужны жертвы. Нужна смерть ради них. Сомневаюсь, что кто-то поклоняется Безудержному Пьянству осознанно. – Язык отчаянно пытался заплетаться, так что с ним приходилось бороться. – И Бухус, похоже, взял дело в собственные руки. Нас упоят до смерти.

– В натуре. – Рыггантропов посмотрел на чашу в собственной руке так, словно держал большого вонючего клопа.

– Где Тили-Тили?

– Вот.

Двоечник поднял с земли некий предмет, который Арс считал пустым бурдюком. Предмет издал слабый свист и пошевелил ушами.

– Мы должны сражаться! – воскликнул Топыряк.

– Чарами? – поинтересовался Рыггантропов, вытаскивая из-под мантии иззубренный тесак, похожий на побывавшую в пасти акулы полосу металла. – Или вот энтим?

– Этм ты им не наврдш. – Пьяный язык наконец взял верх над усилиями воли. – И магя тоже не помжет…

– Тогда что, типа?

– Самовнушение. – Арс снова взял язык в руки. – Они ненавидят скуку и трезвость. И мы должны твердить, что нам скучно, и ни в коем случае не пить… – Тут он обнаружил, что поднес чашу ко рту и готовится сделать глоток. – Ай!

Попытался отшвырнуть тяжелый сосуд, но тот словно прилип к ладони.

– Ссамое внушение, – проговорил Рыггантропов. – Знаю, что это. Это когда хочешь в туалет, а сам себе говоришь, что не хочешь. В натуре?

– Ага, – согласился Топыряк, пытавшийся сражаться с чашей. – Уйди прочь, ты, сосуд греха… Мне скучно, я хочу остаться трезвым!

Чаша на мгновение окуталась лиловым сиянием, а затем выпала из руки, больно саданув по коленке и залив вином студенческую мантию.

– Кто посмел? – прогрохотал Бухус с амфоры, хоровод остановился, а музыка смолкла.

– Смертный противится нам? – прошипел один из сатиров, и глаза его в полумраке вечера зажглись желтым огнем.

– Противится? – взвизгнула одна из менад. – Не может быть!

– Может, – сообщил Рыггантропов. – И не один. Я тоже, это, противлюсь. – Он подумал и добавил, показав на Тили-Тили: – И он.

Йода, в данный момент способный противиться только дурным снам, захрапел.

Бухус встал с амфоры, в ручище его, розовой и блестящей, возник сосуд с высоким горлышком.

– Ты что, – сказал бог, ощерившись в улыбке, – меня не уважаешь?

– Уваж-жаю, – зубы Арса, осознав, что появилась угрожающая им опасность, нервно защелкали, – но пить не буд-ду. Мне на самом деле очень скучно, и сейчас у меня начнется похмелье.

Сатиры и менады, тесным кругом стоявшие вокруг студентов, дружно вздохнули и отступили на шаг. На физиономии бога возникла, но сразу пропала легкая неуверенность.

– Хорошо… – начал он.

– И мне, типа, скучно, – перебил Рыггантропов, сминая золотую чашу в кулаке. – Где, эти, современные методы работы с молодежью? А то все одно и то же. Приучаете подрастущее поколение к бутылке…

От местного вина в мозгу у двоечника неожиданно проснулись не работавшие до сих пор клетки.

– Э? – изумился Бухус, знающий только один метод работы с молодежью, тот самый, что включает в себя бутылки и безобразия. – Что?

Сатиры и менады отступили еще на шаг.