«В окопе стоял усатый мужчина, — не однажды рассказывал Петр Ефимович, — его голова склонилась на сложенные кулаки. Он был мертв… Так я впервые оказался рядом с убитым. Мы его с трудом вытащили — оказался двухметрового роста мужик. Еле-еле стянули с него шинель — она была совсем новая, английская. Сержант встряхнул ее, ножом соскоблил запекшуюся на спине кровь и, протянув мне, сказал: “Носите на здоровье!” Я надел шинель. Полы — почти до земли, длиннющие рукава. Но и это неудобство было убрано с помощью ножа сержанта. В этой шинели я дошел до Вислы, пока однажды меня не увидел командир полка: “Это что за чучело?!” И мне выдали русскую шинель».

Одиннадцать месяцев плюс один месяц в госпитале после ранения в голову плюс неделя в санитарной землянке после контузии — это та самая война лейтенанта Тодоровского.

Когда люди отказывались идти в атаку, ему приходилось и прикладом автомата по спинам бить. «Иначе нельзя было. Я был младшим лейтенантом, командиром самого низшего ранга, но отвечал за свой взвод. И если видел, что какие-то бойцы оставались на месте, в то время как все вставали в атаку, я возвращался и прикладом по спинам поднимал их. Война вынуждает быть жестоким. Помню, случай был в Германии. Мы никак не могли взять одну немецкую деревеньку, расположенную на абсолютно ровном поле. И я видел, как командир корпуса — генерал-лейтенант — бил палкой командира полка. Под финал сказал: “Если утром не возьмешь эту деревню — расстреляю!” На войне разговор очень короткий и жестокий…» — свидетельствует Тодоровский.

П.Е. Тодоровский в годы войны

На вопрос «Что самое тяжелое на войне?» он лишь добавляет: «Встать и побежать в атаку. А я же офицером был. То есть должен подавать пример для рядовых бойцов. Вот и бодрился, делал вид, что совсем не страшно.

Конечно, перед боем ходили и раздавали бойцам водочки. Для храбрости, как полагается. На передовой появлялся бак со спиртным и — кому сто граммов, кому сто пятьдесят. Те бойцы, кто постарше, не пили. А молодые… им помогало».

П.Е. Тодоровский прекрасно помнит и страх на войне: «Страшно было. Не верю тем, кто говорит, что ничего не боялся. Страх у человека заложен в генах. Когда попадаешь под артобстрел и рядом с тобой рвутся снаряды и мины, ты невольно падаешь, прикрываешь голову. И за минуту малой лопаткой вырываешь лунку, чтобы нырнуть в нее головой. В спокойной ситуации в каменистом грунте вырыть такую лунку — глубиной в два штыка — практически невозможно. А там появлялись какие-то невероятные силы… Я пришел на фронт на завершающем этапе войны, и наша 47-я армия воевала буквально до последней минуты войны — только 8 мая с тяжелейшими боями мы вышли на берег Эльбы».

Петр Ефимович прошел со своим полком в составе 47-й армии часть Западной Украины, всю Польшу и всю Германию. Брал Берлин, брал Шпандау, правительственный германский аэродром и дошел до Эльбы. Два ордена Отечественной войны 1-й и 2-й степеней — не просто боевые награды. Это прежде всего память о той фронтовой жизни.

Из наградного листа на лейтенанта П.Е. Тодоровского, командира минометного взвода:

«т. Тодоровский в бою при прорыве обороны немцев 2.3.45 года несмотря на сильный обстрел противником вел бесперебойно точный огонь по пулеметным точкам немцев. В этом бою его взвод умелым и точным ведением огня уничтожил две пулеметные точки рассеял до взвода пехоты и подавил огонь минометной батареи противника, чем обеспечил успешное продвижение наступающих подразделений вперед.

т. Тодоровский достоин правительственной награды орденом “ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 2 СТЕПЕНИ”

12.03.45 г. Командир 93 стрелкового полка…»

Орден Отечественной войны II степени

Из наградного листа на лейтенанта П.Е. Тодоровского, командира минометного взвода 2-го стрелкового батальона:

«т. Тодоровский в наступательных боях с 19.4.45 года западнее р. Одер и при завершении окружения Берлина умело командовал своим взводом. Метким огнем своих минометов он прокладывал путь наступающей пехоте. В бою 24.4.45 года выдвинувшись вперед он метким огнем заставил замолчать более 3 огневых точек.

В бою 26.4.45 года за с. Зибург, несмотря на огонь противника, беспрерывно поддерживал наступающую пехоту способствуя успешному наступлению, в этом бою его взвод уничтожил до 20 немецких солдат.

В бою 27.4.45 года при очищении леса перед с. Гатов и при взятии села Гатов взвод т. Тодоровского метким и беспрерывным огнем подавил 5 огневых точек рассеял до взвода гитлеровцев, чем способствовал успешному овладению селом и выполнению поставленной задачи.

т. Тодоровский достоин правительственной награды

орденом “ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1 СТЕПЕНИ”

1 мая 1945 г. Командир 93 стрелкового полка подполковник…»

О ранении Петр Ефимович не забудет никогда. Это метка навечно: «Ранение я получил случайно. Мы никак не могли взять какой-то хутор. Он находился на возвышенности, а немцы засели где-то наверху за амбаром. Они бабахали по нам без передышки. Наш начальник артиллерии говорит мне: “Возьми-ка свою батарею (это три миномета), отойдите вон в ту лощину и накройте-ка эти пушки беглым огнем” Добрались мы до лощины и еще не успели установить свои минометы, как эта немецкая зениточка вдарила… Миномет вдребезги, а мне большой осколок борозду на черепе положил. Миллиметром глубже — он бы мне в голову так и вошел».

В другом бою его контузило. Точнее, в перерыве между боями. Бойцы сидели в траншее и играли в карты. Место было песчаное, и когда метрах в двух от окопа шарахнул мощный снаряд, несколько тонн песка осыпалось на ребят. Их долго откапывали, один боец даже задохнулся. А у Тодоровского от взрыва повредился слуховой нерв. Два месяца спустя ему показалось, что слух восстанавливается, но на самом деле дела шли все хуже. Пришлось надеть слуховой аппарат.

Довелось увидеть Тодоровскому и начало варшавского восстания: «Это было ужасно. Я гордился тем, что буду участвовать в освобождении города. Откуда мне, младшему лейтенанту, было тогда знать, что полякам нужна была наша помощь, пришедшая слишком поздно.

Бои на Висле были тяжелыми, расстояние между нами и немцами не превышало 80 метров, мы забрасывали их гранатами. Рядом с нами девушки-снайперы вели огонь по врагу днем и ночью. Наконец, немцы начали отступать, а наша пехота — их преследовать… В лесу мы попали в засаду: из ручных пулеметов немцы расстреливали нас почти в упор. Потери были колоссальными, я уцелел только чудом!..

С огромной радостью поляки принимали части 1-й Польской армии, сформированной на советской территории и воевавшей вместе с нами. Когда мы вошли в город Быгдощ, все улицы обстреливались немецкими пулеметами, установленными на крышах и чердаках домов. Нашим солдатам негде было даже укрыться: все окна и двери были наглухо закрыты. Зато когда вошли польские части, жители тут же открыли им свои дома…»