а затем они непроизвольно движутся сами по себе вниз по моему телу и под пижамные штаны. Закусив губу, я просовываю пальцы в трусики и потираю свои влажные складочки. Это так неправильно, но так чертовски приятно. Я закрываю глаза и представляю Нико в душе таким, каким я его видела — мокрым и твердым, поглаживающим свой член и выкрикивающим мое имя.

Я быстро подхожу к краю, но, кажется, не могу пересечь эту тонкую грань. Я стискиваю зубы, плохие мысли начинают одолевать меня слева и справа, и я почти слышу голос Константина у себя в ухе.

— Не смей кончать, маленький питомец.

Дрожа, открываю глаза, почти ожидая увидеть его стоящим передо мной. Я в ужасе от удовольствия, потому что за удовольствием всегда приходит боль. Мое тело было приучено принимать это, и я борюсь с этим до тех пор, пока не сдаюсь. Мои пальцы в конце концов перестают двигаться. Тот момент, полный похоти, прошел, и облегчения не предвидится.

Разочарованно вздыхая, я вытаскиваю руку из трусиков, и слезы наполняют мои глаза. Я чувствую себя неловко. Грязно. То, что я сделала, было неправильно. И я не могу остановить льющиеся слезы и рыдание, сотрясающие мое тело, когда падаю на пол. Подтягивая колени к груди, я сворачиваюсь в клубок на полу и отдаюсь своим эмоциям.

В мою дверь стучат, и мой позвоночник напрягается.

— Лина, — слышу я глубокий, нежный голос Нико, зовущий из-за двери.

Я не могу встретиться с ним лицом к лицу прямо сейчас, не в таком состоянии. Поэтому оставляю его просьбы без ответа и иду спать, чтобы бороться со своими демонами в одиночку.

Психиатр прочищает горло. Я вырываюсь из своих грез и заставляю себя посмотреть ей в глаза.

— Извините, — бормочу себе под нос.

— Где вы только что были? — спрашивает доктор Грэм.

— Я просто думала, — признаюсь я. И если док только что говорила, я не слышала ни слова.

— Могу я спросить, о чем вы думали?

Мои щеки мгновенно вспыхивают от этого вопроса.

Я сворачиваюсь калачиком в кожаном кресле у окна и подтягиваю колени ближе к груди.

— Я думал о Нико, — говорю я, мой голос едва громче шепота. Я ни в коем случае не хочу открываться ей, но мне отчаянно нужно с кем-то поговорить обо всем, что произошло.

Доктор Грэм, кажется, довольна моим ответом. Она, вероятно, в восторге от того, что на этот раз действительно добиваемся некоторого прогресса, а не от того, что я закрываюсь и отказываюсь отвечать на ее вопросы.

— Вы думали о чем-то конкретном? Воспоминание из прошлого или, что-то более свежее? — спрашивает она.

— Кое-что случилось прошлой ночью, — признаюсь я.

Боже, я игнорировала Нико с тех пор, как это случилось. Когда он подошел к моей двери, я даже не могла посмотреть ему в лицо. Я чувствовала себя самой большой дурой в мире из-за того, что прогнала его, но мне было слишком стыдно, чтобы рассказать ему о том, что произошло.

А еще меня беспокоит, что я сдамся и сделаю какую-нибудь глупость, например, поцелую его или… Я даже отказалась спускаться на завтрак, где мы ели вместе каждое утро в течение последних нескольких дней, из-за чего я чувствую себя еще хуже.

— А что произошло прошлой ночью, Селина? — настаивает она.

— Мы с Нико вместе смотрели фильм в его комнате.

— Звучит забавно, — говорит она с искренней улыбкой. — Происходило ли что-нибудь еще, кроме фильма?

— Нет. То есть да.

— Ты не так уверена, — мягко говорит она.

Ее голос такой успокаивающий и контролируемый. Неудивительно, что она выбрала эту профессию. Иногда мне кажется, что я могла бы рассказать ей все, что угодно, и бывают моменты, когда рассказываю некоторые вещи. Намного больше, чем я когда-либо кому-либо рассказывала.

— Я вернулась в комнату Нико, чтобы поговорить с ним после фильма, но он был… — мой голос замолкает. — Я видела Нико в душе.

Я утыкаюсь лицом в колени, отчаянно пытаясь спрятаться.

Я все еще смущена из-за всего этого. Но еще больше… я все еще возбуждена.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает она, поправляя красные очки на переносице.

Меня так и подмывает сказать ей "нет", но в каком-то смысле я действительно хочу поговорить об этом. Я хочу знать, нормально ли то, что чувствовала.

Я больше не представляю, что такое "нормально".

— Он трогал себя. И я не могла отвести взгляд. Я наблюдала за ним. — Закрыв глаза, я признаю: — Он позвал меня по имени, когда кончил.

После недолгого колебания она наконец спрашивает: — И что ты при этом почувствовала?

Я открываю глаза и снова смотрю в окно.

— Меня это возбудило, — признаюсь, чувствуя себя совершенно ужасно, как только эти слова слетают с моих губ.

— Ну, это нормальная реакция, Селина, — уверяет меня доктор Грэм. — По выражению твоего лица я могу сказать, что ты с этим не согласна.

— Это неправильно, — непреклонно говорю я и не знаю, кого пытаюсь убедить больше — доктора или себя.

— Почему это неправильно?

— Я не должна так думать о нем.

— А почему бы и нет? — подсказывает она.

— Потому что он, потому что он Нико! — Восклицаю я, даже не понимая собственного ответа.

— Потому что он твой друг, и ты не хочешь, чтобы он был тебе больше, чем другом? — Предполагает она.

— Да, наверное, — отвечаю я, но для меня это звучит неправильно.

Нико мой друг, но я думаю, что мы глубоко любили друг друга, когда были детьми, еще до того, как узнали, что такое настоящая любовь. Но с тех пор так много изменилось. Я никогда не могла ожидать, что он будет хотеть меня так же, как когда-то.

— Он тебе нравится? — спрашивает она.

— Да, — отвечаю я без колебаний. — Нико красив внутри и снаружи. Он совершенен. А я… — я останавливаюсь, чтобы не высказать свои негативные мысли вслух.

— А ты кто, Селина?

После долгого колебания, когда я не отвечаю, доктор Грэм снова спрашивает: — Ты кто, Селина?

— Я совсем не идеальна. Я сломлена. Я испорчена, — выпаливаю я.

Слезы быстро наполняют мои глаза и текут по пылающим щекам. Я вообще не привыкла говорить о своих чувствах. За последние десять лет никто не спрашивал, что я чувствую.

— Ты не такая, Селина, — уверяет доктор Грэм. — Помни, что негативные мысли не помогают нам справляться с реальными проблемами. Они только разрывают нас на части, вместо того чтобы исцелять, в чем мы действительно нуждаемся.

Она делает несколько пометок, прежде чем сказать: — Скажи мне, что ты