Ладонь вернулась лишь минут через сорок. Это были неприятные сорок минут. Виталик сперва попытался повалить Марину на постель, потом оскорбленно сидел за столом, отворачиваясь так, что пару раз чуть не сверзился с табурета, потом собирался добить Песочкова, потом хихикал, потом чуть не плакал.

Потом кулаки разжались.

Потом он уснул. Сильно потом.

Во сне Виталик снова стискивал кулаки и челюсти, а Марина разгоняла пальцами морщины на его лице, нежно целовала влажный висок, шептала всякую чушь и не могла понять, самый счастливый она человек на свете или самый несчастный.

И не была уверена, что когда-нибудь это поймет.

– Коллеги, минутку внимания, – отчеканила Тамара Максимовна, и гул в учительской осел. – Предупредите, пожалуйста, классы, что после четвертого урока общешкольное собрание. Всех прошу проследить за явкой.

По учительской пробежал шепоток, но вслух спросила только Зинаида Ефимовна:

– Что-то случилось, Тамара Максимовна?

Директриса как-то обмякла, утомленно махнула рукой и сказала:

– Да лифт опять.

Кто-то охнул, завуч нервно уточнила:

– Где?

– В сорок восьмом. Третьеклассник. Это ужас какой-то, третий случай за год.

Марина растерянно заозиралась. Русичка Альфия вполголоса объяснила:

– В новых домах шахты лифта не везде закрыты, дети на крыши лифта пролазят и катаются. Лифт их давит.

– Насмерть? – испуганно прошептала Марина.

Тамара Максимовна услышала и горько сказала:

– А как еще, там вес под тонну плюс ускорение. Всмятку. И ведь говорим, говорим, как об стенку горох. Сегодня опять вот скажем, по всем Челн… по всему Брежневу собрания проходят, – может, на какое-то время подействует. Сергей Вячеславович, а вы куда?

Физрук обернулся и сказал:

– Мне спортзал надо подготовить, первоклашки первым уроком, а там после девятых козлы остались и всякое такое.

– А дослушать, где что будет, не хотите?

Физрук заулыбался:

– А у меня четвертого урока все равно нет, вести некого.

Сергей Вячеславович по кличке Чеславич Марине не понравился с самого начала – низенький, грудастый, треники в обтяжку, мышиные волосики на прямой пробор, будто в рифму жиденьким усикам, глазки прищуренные и сальные. Физрукам так положено, говорят, – ходить в обтяжечку, смотреть сально и подсаживать старшеклассниц на турник. Но у Марины в школе физру вел дядька Петька, хладнокровный толстяк с бровями как у Брежнева, которому самая бдительная мамаша легко доверила бы сопровождать поддавшую дочку выпускным вечером. Про озабоченных физруков Марина только слышала. Теперь увидела, во всей красе. Сергей Вячеславович принялся кадрить и обворожительно шутковать в первый же день. Хотя, надо отдать ему должное, отстал быстро – и до того, как увидел Виталика, который сумел встретить Марину после первого рабочего дня.

Теперь Марина поняла, почему молодые училки как-то назвали Чеславича «дерзким вообще». Он, похоже, совершенно не боялся Тамару Максимовну – единственный здесь – и немножко этим бравировал.

Я бы тоже бравировала, подумала Марина с грустью. Она боялась директрису до судорог, хотя Тамара Максимовна была обходительна и даже мила, да и к Марине относилась с максимально возможной симпатией. В прошлую субботу по итогам первой, хоть и неполной, к счастью, рабочей недели минут десять допрашивала ее о впечатлениях, проблемах, жалобах и пожеланиях. Марина улыбалась, говорила, что все нормально, и мучительно боялась перепутать классы и фамилии, если директриса приступит к конкретным вопросам – да тут и поймет, какая Данилова тупая балда, если за три дня только и запомнила, что Шамсутдинову из восьмого с отличным берлинским произношением да наглеца Яманаева из девятого. Это если Артурика не считать, конечно.

Тамара Максимовна, похоже, поняла что-то другое, тронула Марину за рукав и велела не бояться и терпеть.

Чеславичу директриса объяснила – именно что терпеливо:

– Сергей Вячеславович, я как раз прошу вас с малышами помочь. Альбина Николаевна приболела, мы на четвертом уроке сводим два первых класса на урок рисования, но Миляуша Анваровна с такой оравой не справится. Вы ведь поможете детишек до актового зала довести?

Чеславич тонко улыбнулся, покосился на Миляушу и бархатно пророкотал: «Безусловно». Миляуша немо задрала глаза к потолку. Она была румяная, пригожая и, похоже, славная. Терпи, сестра, подумала Марина.

– А в спортзал я сейчас десятиклассников отправлю, они вам помогут, – закончила директриса, кивнула в ответ на искреннее, кажется, спасибо Чеславича, повторила: «Актовый зал, после четвертого урока, без опозданий» – и удалилась маршевым шагом.

Учительская тут же зарокотала на разные полуголоса – сперва про лифты, потом про ужасы в целом. Марина никак не могла отыскать журнал шестого «в», к тому же украдкой отвлеклась на Миляушу. Та сухо отбивалась от Чеславича, который, естественно, не преминул подгрести, небрежно привалиться к стене и что-то рассыпчато нести, поигрывая грудью. Потом общее бормотание без труда задавил поставленный глас завуча по воспитательной. Зинаида Ефимовна вещала, покачивая седоватой укладкой:

– Я вчера читала в «Комсомольце Татарии» жуткую совершенно статью, потом, честное слово, валидол пришлось… Вы представляете, в Казани ужас что творится. Драки стенка на стенку, как… Как в романе «Мать» вот просто в прямом смысле. Школьники – и комсомольцы, и даже совсем маленькие – целый день шляются по улицам, свою территорию охраняют, а чужих колотят. Это называется «моталки». Дерутся страшно, не до крови даже – головы пробивают, глаза выбивают. Мальчики мальчикам, вы представляете? И это не ФРГ какое-нибудь, не неофашисты, а наши дети, здесь, в Казани, совсем ведь рядом. Что творится, я просто не знаю.

Чеславич, отлепившись от стены, заулыбался и спросил:

– Зинаида Ефимовна, а вы правда считаете, что это только в Казани творится?

– А где еще? – задорно поинтересовалась завуч. – То есть я слышала, конечно, и фильм, как уж он, «Мальчишки»? Нет, «Пацаны»… Собираюсь просмотреть, но это, по-моему, некоторое очернение.

Физрук хмыкнул и пригладил волосики.

– Вот видите, – констатировала Зинаида Ефимовна с еще большим задором. – Сказать нечего. Ну что вы смотрите как на дуру? Мы же не в Америке, слава богу, живем. Может, и не только в Казани такое есть. Но в Брежневе, к счастью…

– О-о, – протянул физрук и сделал шаг к выходу.

– Нет уж, вы постойте, – решительно сказала Зинаида Ефимовна. – Вы что, полагаете, что у нас тоже такое возможно? В нашем городе?

Физрук, послушно остановившись, с жалостью смотрел на нее.

Завуч несколько смутилась, но с запала не соскочила: