День оказался не холодным и не теплым – прохладным и бесконечным. Ни к какой Танзилюшке Лариса, конечно, не успела ни в обед, ни после работы. На их бюро спустили сверхсрочное задание подготовить отчет о невиданном росте производственной дисциплины на славном автогиганте – и всем троим пришлось пыхтеть над справкой без обеда до самого вечера. А вечером голодная и злая Лариса побежала на заседание районной комиссии по делам несовершеннолетних.

Заседание получилось совершенно ужасным. Сперва выступал предынфарктного вида дядька из управления лифтового хозяйства, потом огромный милиционер с гаденькой улыбкой. Дядька клялся, что все подходы к шахтам лифта с весны закрыты на амбарные замки, а как мелкие самоубийцы туда проникают, понять никто не в силах, – и требовал поставить к каждому лифту сторожа с ружьем и мешком соли. Милиционер говорил длинно и непонятно. Лариса решила было, что это у нее от усталости и отвращения слова, выползающие из гаденькой улыбочки, не складываются ни во что внятное, но, воровато оглядевшись, уловила некоторое обалдение и в остальных глазах, в том числе железобетонной Марии Владимировны. Та не выдержала и спросила наконец:

– Виктор Гарифович, вы что нам сказать хотите-то? Можно поконкретней?

Милиционер улыбнулся совсем гадко, так, что щечками брови подпер, и сказал:

– Можно и конкретней. То есть в районе складывается особая ситуация, решить которую могут только особые меры. По нашей части мы работу ведем, просим помочь и вас – со стороны райкома, райисполкома, комитета комсомола, школ, ну и от завода, конечно.

Мария Владимировна покосилась на Ларису, нахмурилась и уточнила:

– Завод-то вам чем поможет?

– Ну, завод в меньшей степени, – легко согласился милиционер, и Лариса с облегчением отвлеклась на насущные размышления.

Перед совещанием она успела заскочить в райисполкомовский буфет и ухватить пирожок с морковкой и стакан кефира. Теперь пирожок тяжело лежал в желудке и, похоже, намекал, что намерен там жить если не всегда, то как можно дольше. Последнее время такие намеки делала почти любая столовская еда. Все-таки надо сходить на обследование. Но сперва надо затолкать туда Вадика, он все чаще на салаты жалуется, может, печень шалит, а такое запускать нельзя, подумала Лариса решительно и от этой решительности почти не вздрогнула, услышав:

– Вот тут помощь объединения и пригодится, верно, Лариса Юрьевна?

Лариса сдержанно кивнула, судорожно пытаясь сообразить, о чем идет речь – хотя бы приблизительно – и что делать, если от нее потребуется развернутый ответ. Мария Владимировна, к счастью, кивком вполне удовлетворилась и продолжила:

– Соответственно, и с этой стороны мы поддержку обеспечим, по школьной и комсомольской линии беседы проведем, преподавательский состав и актив сориентируем. Но все-таки давайте не будем забывать, что пусть семья и школа главное, а если началось откровенное хулиганство, то его надо пресекать – и это уже ваша работа.

– Только где мне еще столько работников взять, – сказал милиционер и разом перестал улыбаться.

– Ви-иктор Гарифович! – протянула председатель комиссии. – Мы с вами в каком городе живем? Челн… В смысле, Брежнев, конечно, вся страна строила, но если бы молодые ребята, которые сюда приехали, жаловались на нехватку людей, рук, лопат, техники – а всего не хватало, вы поверьте, – то мы бы сейчас не разговаривали в прекрасном современном здании посреди прекрасного современного города. Изыскивайте резервы, повышайте эффективность работы – у вас же наверняка есть методы?

– Это да, – признал милиционер и снова заулыбался. Гадко.

Мария Владимировна моргнула и продолжила другим, осторожным тоном:

– По-моему, Виктор Гарифович, вы несколько, мэ-э, сгущаете краски. Хулиганы были везде и всегда, я сама в таком районе росла, здоровые мужики даже днем меньше чем по трое не ходили, а чтобы вечером сунуться… Кепочки, заточки, зубы железные, ну, вы понимаете.

– Так точно. Но везде это как происходит? Есть чинный-благородный центр и есть рабочие окраины со шпаной и кепочками. А у нас получилось, что весь город рабочая окраина и самый основной – тридцатый комплекс, куда уж центровее.

– Что значит – основной? И что плохого в том, что рабочий, кстати?

Милиционер качнул головой и продолжил, будто не услышав:

– Идеальные условия создали, весь город разбили на комплекса и стеночками разделили. Как они говорят, и понеслась – стенка на стенку.

Мария Владимировна перешла от вопросов к решительным возражениям:

– Ну, во-первых, не понеслась еще, во-вторых, как будто мальчишки сами не придумали бы, как и против кого объединяться.

– Кто спорит, придумали бы, наверное. А тут даже думать не пришлось. А если учесть, что кто-то за них думает и командует…

– Что вы имеете в виду?

– Пока только подозрения. Верней, ощущение. Что сами по себе пацаны так быстро и антиобщественно не организовались бы. Кто-то за ними стоит.

Председатель вздохнула и спросила с явным недоверием:

– ЦРУ или вредители?

– Вот эти-то вряд ли, – со смешком ответил милиционер. – Хотя ничему по нынешним временам… То есть выясняем.

– Хорошо, выясняйте, – утомленно подытожила Мария Владимировна.

И Лариса почему-то подумала, что надо бы сегодня же серьезно поговорить с Артуриком, чтобы был осторожен, не водился с кем попало и не шлялся по незнакомым комплексам.

Поговорить не удалось. Лариса доплелась до дома к самой программе «Время». Артурик делал уроки в своей комнате, зато Вадик уже вернулся, очень, по его меркам, рано и в очень приподнятом настроении – по любым меркам. Причем не из-за футбола: вчерашний-то матч с ГДР он почти пропустил без особых сетований, а сегодня играла олимпийская сборная, которую Вадик недолюбливал и обзывал «пучком подснежников».

Едва позволив Ларисе разуться, он потащил ее к двери в ванную и велел:

– Открывай.

Лариса открыла, ахнула и бросилась мужу на шею. Вадик жмурился, уворачивался от поцелуев и упорно пытался объяснить, что это «Вятка-12», полный автомат, то есть сама все делает, качество супер, экспортный вариант, в УРСе за нее драка была, но героический Вафин всех расшвырял и успел первым, потому что вот как я тебя люблю.

– Артурик, смотри, что у нас есть! – крикнула Лариса, не сообразив, что сын-то на машину, скорее всего, успел налюбоваться, а может, и затаскивать в квартиру ее помогал.

Артурик явился, сделал восхищенное лицо и сказал:

– Прикольно.

Вадик снова, возможно даже не во второй раз, пустился в объяснения насчет экспортного варианта и полного автомата, а Лариса шагнула к огромной белоснежной машине, только пластмассовые накладки желтоватые, нет, как слоновая кость, – и ласково провела ладонью по эмали, по круглому стеклянному люку. Эмаль была прохладной и будто прихватывала пальцы, люк глубоко вдавленным и очень гладким.