После этой мимолетной сценки тоска стала непереносимой, нервы совсем сдали. Микеле не знал ни того мужчины, ни женщины. Вероятно, они были из другой среды, возможно, вообще иностранцы. И, однако, ему казалось, что это была фантазия его души, плод больного воображения, что само зрелище предстало его глазам по чьей-то высшей воле. В том мире действительно страдали, обнимали возлюбленного яростно, со страстью, напрасно умоляли. Это и был его, Микеле, подлинный мир, а не тот мирок, в котором столько шума, ложных чувств, где, неправдоподобные, какие-то стертые, мечутся мать, Лиза, Карла, Лео. Он мог бы искренне ненавидеть того иностранца, искренне любить ту женщину. Но он знал — бесполезно надеяться, доступ в землю обетованную для него закрыт, и ему никогда туда не добраться.

Тем временем полицейский-регулировщик остановил бесконечный поток машин, и Микеле перешел дорогу. Посредине улицы у него закружилась голова, и он стал задыхаться. Тогда он снял шляпу — пусть холодный дождь освежит его. Он не мог бы объяснить, какие он испытывал чувства, — его одолевали смутные желания, от отчаянной тоски он ощущал физическую боль. Мимо проезжало свободное такси. Он поднял руку. Сел, дал шоферу адрес дома. Но воспоминание о тех двух — мужчине и женщине, обнимавшихся в роскошной машине, осталось.

«Узнать бы, куда они отправились, — почти всерьез подумал он. — Дать шоферу их адрес, поехать к ним и попросить, чтобы они взяли меня с собой». Эти нелепые мысли и видения слегка успокоили его. Однако при каждом толчке ему казалось, будто он пробудился от чудесного сна, и он с горечью сознавал, что это — грезы и что его жизнь не изменится ни на йоту, все и вся вокруг останутся прежними.

До дому он добрался за пять минут, под усиливающимся дождем быстро пересек сад, вошел в темный холл. В коридоре тоже было темно. Он положил плащ и шляпу на стул и, не зажигая огня, стал ощупью пробираться к лестнице. Проходя мимо гостиной, он заметил, что сквозь замочную скважину пробивается луч света и слышится музыка — вальс, тот самый, что совсем недавно звучал в зале отеля «Ритц». «Меня преследуют галлюцинации», — подумал он. Открыл дверь, вошел. В той части гостиной, где обычно принимали гостей, было темно, но дальше за аркой горел свет и кто-то играл на рояле. Он подошел поближе. И тут женщина, склонившаяся над клавишами, обернулась и посмотрела на него. Это была Лиза.

«Пришла, чтобы объясниться, — тоскливо подумал Микеле. — Как будто я сам не понял все уже давным-давно».

Он сел в кресло, в тени.

— Мы танцевали в «Ритце», — спокойно сказал он. — Но там была такая скучища, что я ушел. И потом, представь себе, я поссорился с Лео.

Она с любопытством посмотрела на него.

— В самом деле? — сказала она, встала и подошла к нему. Села совсем рядом. — А по какому поводу? — спросила она доверительным голосом, но как-то нерешительно. — Быть может, из-за меня?

Микеле посмотрел на ее полное робкой надежды лицо и чуть не расхохотался. «Бедная ты моя Лиза, — хотелось ему ответить. — Как же мне тебя убедить, что я тебя не люблю». Но из жалости сдержался.

— Нет, не из-за тебя… Из-за наших дел, вернее, из-за матери, — лаконично ответил он.

— А, понимаю, — сказала Лиза, немного разочарованная. Она пристально, влюбленными глазами смотрела Микеле прямо в лицо. Ей мучительно хотелось оправдаться, объяснить, что произошло сегодня у нее с Лео.

«Тогда все станет ясно, — подумала она, — и Микеле, как вчера, положит мне голову на колени». Однако время шло, а она никак не находила предлога, чтобы заговорить об этом. Они посмотрели друг на друга.

— Я не случайно спросила, не из-за меня ли вы поссорились, — сказала Лиза. — Ведь у тебя есть основания сердиться на меня и на Лео!

— С чего бы!.. Я ничего не имею ни против тебя, ни против него, — ответил он, в упор глядя на Лизу. «К сожалению», — хотел он добавить.

— Я тебя понимаю, — продолжала Лиза. — О, я тебя прекрасно понимаю!.. Поэтому я и хочу объяснить тебе все.

Микеле ничего не ответил и не пошевелился. «Надо ей показать, что меня не волнуют ее переживания. Мне это просто неинтересно».

— Прежде всего, — Лиза наклонилась и посмотрела Микеле в глаза, — если ты думаешь, что между мной и этим человеком есть что-то, поверь, ты глубоко ошибаешься… У нас… Скрывать бесполезно… была связь… Он любил меня… — Лиза небрежно махнула рукой, как бы давая понять, что все это давно быльем поросло. — Я была молода… нуждалась в помощи… Он был настойчив, обстоятельства так сложились… Словом, я ему уступила.

— Мне говорили, что ты до сих пор замужем, — невольно вырвалось у Микеле.

— Мой муж сбежал, — невозмутимо ответила Лиза, — спустя год после свадьбы… прихватив все мои драгоценности…

Она на миг задумалась, но не было в ее взгляде ни печали, ни растерянности — просто важный разговор прервался из-за несущественной подробности, и теперь она старалась поймать утраченную нить.

— Я уступила Лео, — продолжала она после короткой паузы, — и наши отношения продолжались несколько лет… Три года… Пока однажды я не поняла, что не люблю его, никогда не любила. И мы расстались.

«Вернее, не бросил ли он тебя ради моей матери?» — хотелось спросить Микеле. Но он подавил в себе это желание. Да и что это меняет?

— Больше мы не виделись, разве что изредка в вашем доме… И так вплоть… вплоть до сегодняшнего дня… когда он пожаловал ко мне с непонятными намерениями… Быть может, хотел все начать сначала. — Она презрительно засмеялась, чтобы подчеркнуть всю нелепость надежд Лео. — Точно я могла забыть его прежнее поведение!.. Да и вообще, как будто у меня не было другого выбора… Словно достаточно ему было явиться, чтобы заполучить меня… Я как раз выгоняла его из дому, когда ты пришел… Это чистейшая правда, поверь мне. Могу поклясться всем, что есть самого святого на свете!..

Лиза неуверенно, с немой мольбой взглянула на Микеле. Он сидел, опустив голову, и рассматривал свои руки.

— Да, верно, — сказал он наконец, глядя на нее с выражением некоторой озабоченности.

«Что, — да, верно? Что он этим хотел сказать? Да, верно, ты мне не изменила? Либо — да, верно, ты мне изменила?» Его ответ окончательно поверг Лизу в смятение. Наклонившись к нему и еще не остыв после своего пламенного объяснения, она пристально посмотрела на него, пытаясь угадать по его лицу скрытый смысл его слов. Но Микеле оставался хмурым, равнодушным, в глазах была суровость. Казалось, будто он за все время вообще не проронил ни слова.

Лиза, глубоко разочарованная, выпрямилась в кресле. В голове у нее роились мысли, одна неприятнее другой. «Он мне не верит», — думала она и от отчаяния готова была до боли заломить руки. Так, в неловком молчании, прошло с минуту. Вдруг Лиза засмеялась.

— Бедный Лео! — воскликнула она. — Сегодня у него поистине несчастливый день… Поссорился с тобой и со мной… Не считая скандала с Мариаграцией, что, впрочем, в порядке вещей. Сколько неудач сразу! — Она посмеивалась, а сама искоса поглядывала на Микеле и видела, что взаимное непонимание не уменьшается, а растет. А она все смеялась; гостиная была погружена в полутьму, две лампочки на рояле, вставленные в две оплывшие искусственные свечи, освещали сверкающую крышку рояля и казались двумя восковыми свечами на крышке гроба. Лиза смеялась, но смех замирал в горле при взгляде на замкнутое лицо Микеле, смотревшего на нее с плохо скрываемой жалостью. Она словно читала отражавшиеся на нем мысли.