То, что нужно.

Мы взяли кое-какие анализы, хотя полиция настаивала на немедленном аресте Тайриза, а тот даже и не возражал. Только просил, чтобы ему разрешили подождать результатов. Я попытался уговорить лаборанта сделать их побыстрее, но потерпел фиаско: как и большинство нормальных людей, я не умею разговаривать с бюрократами. В конце концов мне принесли анализ крови.

Диагноз, спасительный для Тайриза и убийственный для его сына, подтвердился. Бандитского вида отец действительно не трогал мальчика. У Ти Джея была гемофилия, которая и вызвала кровоизлияния. И теперь ребенок ослеп.

Охранники вздохнули, покорно сняли с Тайриза наручники и ушли. Тайриз остался стоять, потирая запястья. Никто и не подумал извиниться, не сказал ни единого теплого слова человеку, которого несправедливо обвинили в избиении своего, оказывается, ослепшего сына.

А теперь представьте: возможно ли что-нибудь этакое в престижном районе?

С тех пор Ти Джей — мой пациент.

Я вошел в палату, погладил мальчика по голове и посмотрел в его незрячие глаза. Другие дети отвечают мне взглядом, полным ужаса и обожания. Некоторые мои коллеги говорят, что малыши понимают происходящее гораздо лучше, чем думают взрослые. У меня другое объяснение: родители кажутся детям бесстрашными и всемогущими. И вдруг эти небожители попадают сюда и смотрят на меня, доктора, со смесью надежды и страха.

Представляете, какое потрясение для маленького ребенка?

Через несколько минут глаза Ти Джея закрылись, он погрузился в сон.

— Ударился о дверь, — объяснил Тайриз. — Вот и все. Слепой ведь, чего ж еще ожидать.

— Придется оставить его на ночь, — сказал я. — Все будет нормально.

— Как? — Тайриз смотрел на меня. — Как оно когда-нибудь будет нормально, если у него кровь не останавливается?

Я не ответил.

— Заберу я его отсюда.

Он явно не имел в виду больницу.

Тайриз полез в карман и вытащил пачку банкнот, однако я угрюмо выставил вперед ладонь и сказал:

— Зайду еще раз, попозже.

— Спасибо, что приехали, док. Я ценю.

Я чуть не напомнил ему, что приехал ради ребенка, а вовсе не ради него, но, как всегда, промолчал.

* * *

«Аккуратнее, — думал Карлсон, чувствуя, как учащается пульс, — только аккуратнее».

Они — Карлсон, Стоун, Крински и Димонте — сидели за столом в кабинете помощника окружного прокурора Лэнса Фейна. Фейн, амбициозный, юркий, похожий на ласку человечек, с изогнутыми бровями и таким желтым, восковым лицом, что оно, казалось, могло потечь при малейшей жаре, начал совещание.

— Пора сцапать этого придурка, — сразу же сказал Димонте.

— Минуточку, — остановил его Фейн. — Доложите мне все так, чтобы сам Алан Дершовиц[12] захотел бы упрятать его за решетку.

Димонте кивнул напарнику:

— Давай, Крински. Заведи меня.

Крински открыл блокнот и начал читать:

— «Ребекка Шейес была убита двумя выстрелами в голову, произведенными с близкого расстояния, из автоматического оружия калибра девять миллиметров. Оружие было найдено в ходе обыска в гараже доктора Дэвида Бека».

— Отпечатки пальцев? — осведомился Фейн.

— Нет. Зато баллистическая экспертиза подтвердила, что это тот самый пистолет, из которого была застрелена жертва.

Димонте ухмыльнулся и спросил:

— У кого-то, кроме меня, напряглись соски?

Брови Фейна дрогнули.

— Продолжайте, — кивнул он Крински.

— «В ходе того же обыска недалеко от дома доктора Бека в урне была найдена пара перчаток из латекса. На правой перчатке обнаружены следы пороха, а доктор Бек — правша».

Димонте задрал на стол ноги в ботинках из змеиной кожи и начал водить зубочисткой по губам.

— Да, милый, еще, еще! Мне так приятно!

Фейн нахмурился. Крински, не поднимая глаз от блокнота, облизнул палец и перевернул страницу.

— «На этой же перчатке найден волос, совпадающий по цвету с волосами Ребекки Шейес».

— О господи! Господи! — застонал Димонте в притворном оргазме. А возможно, и в настоящем.

— «Тест волоса на ДНК займет некоторое время, — продолжал Крински. — На месте преступления обнаружены отпечатки пальцев доктора Бека, хотя и не в лаборатории, где было найдено тело».

Крински закрыл блокнот. Все перевели взгляд на Фейна.

Фейн встал и потер подбородок. Даже без клоунады Димонте в комнате царили азарт и оживление. Казалось, само слово «арест» висит в воздухе, наполняя все кругом вспышками тщеславия. Ведь такое громкое дело — это обязательные пресс-конференции, звонки политиков, фотографии в газетах.

И только у Ника Карлсона осталось пусть крошечное, но сомнение. Он беспокойно скручивал и раскручивал листок бумаги и никак не мог остановиться. Что-то маячило на периферии сознания, еще невидимое, хотя уже не дающее покоя, мелкое и назойливое, как муха. В доме доктора Бека нашли массу жучков, телефонные аппараты тоже прослушивались. Кто-то за ним следил. И почему-то только Карлсона заинтересовал вопрос — кто именно?

— Лэнс? — поторопил Димонте.

Помощник прокурора откашлялся:

— Вы знаете, где именно находится сейчас доктор Бек?

— На работе, — ответил Димонте. — Я отправил двух ребят за ним присматривать.

Фейн кивнул.

— Давай, Лэнс, — уговаривал Димонте, — сделай это для меня, дружок.

— Для начала позвоним мисс Кримштейн, — отозвался Фейн. — Из чистой вежливости.

* * *

Шона рассказала Линде почти все, умолчав лишь о появлении призрака на экране. И не потому, что поверила в эту историю, сама она была почти что убеждена в компьютерном происхождении «Элизабет», а потому что так хотел Бек. «Не говори никому». Шоне не нравилось скрывать что-либо от Линды, но она не могла подвести Дэвида.

Линда молча слушала, глядя подруге в глаза. Она не перебивала, не шевелилась, даже ни разу не кивнула. Когда Шона закончила, Линда спросила:

— Ты видела эти фотографии?

— Нет.

— Где они их взяли?

— Не знаю.

Линда встала с побелевшим лицом:

— Дэвид никогда бы не ударил Элизабет.

Она обхватила себя руками и всхлипнула.

— В чем дело? — встревожилась Шона.

— Что ты мне недоговариваешь?

— Почему ты решила, будто я что-то недоговариваю?