Раймонд VII стал покорным рабом короля. Прежняя энергия более не одушевляла его. Он делает две-три патрп отические попытки, но безуспешно. Французская администрация успела сковать Юг крепкими цепями. Подданные графа тулузского находились в руках духовенства, а он сам едва смел возвысить свой слабый голос, чтобы стать миротворцем в своей стране. Одинокий, постепенно погружаясь в апатию, он доживал эти тяжелые для него годы. В единственной своей дочери он видел что-то чужое, ожидавшее его смерти, — она принадлежала не ему, а семейству и династии, исторически враждебной его дому.

Одновременно с этим перестало греметь на Юге ненавистное имя Монфоров. Этот зловещий для Лангедока род, с которым было связано столько ужасов и крови, сдал несчастную страну с рук на руки власти более твердой, которой под иной формой суждено было осуществить дело Симона. Амори Монфор в дальнейшем повел жизнь авантюриста. Он искал счастья в Палестине, но под стенами Газы попал в плен к мусульманам, просидел в Вавилоне, был выкуплен и, возвращаясь в Европу, умер в Отранто в 1240 году, оставив сына Жана, дочь которого породнилась позже с домом Дрё. Второй сын Симона, Гюи, граф Бигоррский, умер при осаде Кастельнодарри вскоре после смерти отца. И он, и третий сын, Роберт, не оставили мужского поколения. Четвертый, соименный отцу, приобрел громкую известность в английской и вообще европейской истории. Своим невольным служением свободе он осветил некоторым блеском герб Монфоров, опозоренный злодействами. По жестокой энергии он напоминал своего отца; по уму и государственным способностям значительно превосходил его. Он покинул Францию, озлобленный против регентши, которая расстроила его брак с графиней фландрской. Удалившись в Англию, он получил от Генриха III титул великого сенешаля и руку сестры короля Элеоноры. Когда он впал в немилость, то стал во главе недовольных и, призвав на помощь народ и города, победил и пленил короля. Он положил начало английскому парламенту, будучи вызван к тому ходом событий. Потом он попал в новые бури и погиб вместе со своим сыном в битве при Ившеме 4 августа 1265 года. Другой его сын, Гюи, скрывался у сицилийского короля от преследований врагов, но его потомство снова вернулось на службу Франции, где Монфоры играли не последнюю роль в рядах вымиравшего рыцарства до прекращения этого рода при Людовике XII.

Последний представитель династии графов тулузских, которую судьба обрекла на столь гибельное столкновение с Монфорами, то покорно склоняется под опеку духовенства, то решается неоднократно, но всегда неудачно свергнуть французское иго. С подданными его продолжают связывать общие несчастья.

В 1233 году Раймонд VII должен был подписать статут, которым приказывал хватать и наказывать еретиков, лишать их имущества, срывать их дома. Он настоятельно запрещал своим баронам и рыцарям делать оскорбления или даже оказывать неуважение аббатствам и монастырям, особенно цистерцианским.

На альбигойцев теперь охотились как на зверей; их искали в лесах и, измученных, вели к беспощадному суду. Они были изолированы. Серьезной оппозиции на Юге уже давно не существовало. Тем легче было проявляться мстительности духовенства и тем шире был простор для деспотизма нового правительства, которое иногда становилось тождественным с инквизицией. В доменах короля и в доменах Раймонда инквизиционный дом делался тогда центром власти, одновременно духовной и гражданской.

Интерес истории Франции этой эпохи сосредоточивается на той темной реакции, выражением которой была инквизиция.

Мы должны рассмотреть зарождение, первые проявления, развитие, устройство и деятельность этого учреждения. Мы начнем с того момента, когда зародилась сама идея инквизиции, выразившаяся в нетерпимости к иноверцам.

Протоколы инквизиции, документальные памятники того времени, послужат нам для изучения истории последних альбигойцев.

Общий очерк истории нетерпимости Западной Церкви с первого ее проявления до упреждения инквизиционных трибуналов. Законы Фридриха И против еретиков и Римские законы против патаренов 1231 года. Начало доминиканской инквизиции и повсеместные восстания против трибуналов. Очерк инквизиционных распоряжений против еретиков Иннокентия IV и его преемников до Евгения IV. Учреждения первой инквизиции: права инквизиторов, подразделение подсудимых, допросы, пытки, наказания, обращения, епитимьи, обряды, тюрьмы; предупредительные меры. История собственно провансальской инквизиции. Попытки Тренкавеля и Раймонда VII к восстанию; убийства в Авинъонете; вмешательство Генриха III; Лориский договор; взятие Монсегюра и новые процессы. Протоколы инквизиции до 1248 года; смерть Раймонда VII.

Общий очерк истории нетерпимости Западной Церкви с первого ее проявления до учреждения инквизиционных трибуналов

Старые католические богословы, защитники инквизиции, считают ее святым учреждением, ниспосланным самим небом для поддержания чистой веры и для борьбы с ересью. Инквизиция, по их словам, носит в себе зачатки и признаки своего божественного происхождения, поскольку никакая человеческая мудрость не могла бы изобрести средства обороны, столь спасительного для Церкви. Внушенная божественной инициативой, она именуется святой, а ее трибунал — святым домом.

Не довольствуясь заявлением такого дикого утверждения, казуисты стараются привести доказательства глубокой древности инквизиции (1). Тогда как сам термин «инквизиция» (в его общепринятом смысле) впервые стал известен в XIII столетии, католические богословы смело уверяют, что инквизиция вовсе не новое учреждение, что она неразлучна чуть ли не с самим существованием мира.

С этой целью они с любовью останавливаются на книге Бытия и на тех местах Ветхого Завета, где закон Моисеев дает гневные повеления касательно израильтян, преступивших завет Иеговы и потому обреченных к смерти (2). Толкуя VII и XVII главы Второзакония, направленные против идолопоклонников, упомянутые богословы видят в них непоколебимый аргумент в пользу древности, достоинства и святости инквизиции, и даже самое название учреждения, то есть розыск, считают заимствованным из четвертого стиха главы XVII этой книги (3).

Исходя из условий древнеиудейской жизни, католические доктора богословия стремятся найти поддержку сио им нечистым идеям и в книгах Нового Завета. В Евангелии, этой скрижали милосердия, они на каждой странице прочли бы беспощадный приговор инквизиции, но если мм они не могли встретить никакого оправдания своей проповеди, то по поводу истории обращения апостола Павла казуисты имели дерзость приписать Христу свойства карающего, а уж потом утешающего и поучающего. Папские декреталии официально установили такое оскорбительное для христианства мнение.

Протестантские писатели в справедливом негодовании против инквизиции клеймили позором и кощунство ее апологетов, и низость тех римских первосвященников, которым так или иначе они приписывали ее изобретение, и саму организацию. Не касаясь достаточно глубоко этого вопроса, они считали пап виновниками появления того духа нетерпимости в Западной Церкви, который в сущности сам собой породил инквизицию в вопросах верующей совести.