– Да, это требует смелости, Бронни, – согласилась Джуд. – Ведь я это и пытаюсь сказать. Нужна большая смелость, чтобы раскрыть другому свои чувства, особенно если у тебя проблемы и тебе нужна помощь, или если ты никогда не говорил человеку о своей любви и не знаешь, как он воспримет эти слова. Но чем чаще мы говорим людям о своих чувствах, причем любых, тем лучше становится наша жизнь. Гордость – такая пустая трата времени. Серьезно, ну вот посмотри на меня. Я даже попу вытереть себе не могу. Ну и что? Мы все люди. Нам позволено быть слабыми и уязвимыми. Это часть жизненного процесса.

Перед тем, как я устроилась работать к Эдварду и Джуд, у меня в жизни был особенно сложный период. Я решила поделиться этой историей с Джуд, потому что она имела прямое отношение к теме нашего разговора: к тому, как сложно порой бывает говорить людям о своих чувствах.

Работы с паллиативными пациентами уже давно было мало. Так случалось регулярно: работы либо был вал, либо нет совсем. Обычно меня это не беспокоило, потому что в периоды затишья я занималась творчеством. Однако спустя два месяца совсем без работы деньги начали заканчиваться, а предложений все не поступало. Все заработанные деньги я обычно вкладывала в творчество, поэтому сбережений у меня не было. Но раньше я уже успешно переживала такие периоды, поэтому они меня не особенно пугали.

Предложения присматривать за домами тоже поступали непредсказуемо. Иногда, живя в каком-нибудь доме, я до последнего дня не представляла, куда поеду дальше – знала только, когда возвращаются хозяева. Как правило, новое предложение возникало в самый последний момент. В периоды большего благополучия мне даже нравился этот риск – он вызывал прилив адреналина. Часто все заканчивалось хорошо: кто-нибудь звонил мне в панике, спрашивая, могу ли я присмотреть за его домом, начиная прямо завтра, потому что ему срочно нужно уехать. В результате мы оба оказывались спасены, и все заканчивалось широкими улыбками и вздохами облегчения.

Иногда мои клиенты договаривались друг с другом, чтобы не упустить возможность нанять меня присматривать за их домом. Они знали, в какой день я освобожусь, и заранее планировали уехать в отпуск как раз тогда, когда их друзья возвращались. Случалось, что мое расписание было распланировано на месяцы вперед. Это, конечно, было очень удобно и сильно облегчало мне жизнь.

Но бывало и так, что мой срок пребывания в одном доме заканчивался, а до начала переезда в следующий оставалось еще несколько дней, неделя или даже две, и мне негде было жить. Тогда я устраивала себе отпуск и уезжала за город, навестить друзей и родных. Если в это время работа сиделкой не отпускала меня из города, я временно селилась у кого-нибудь из друзей. Вначале это давалось мне легко. Но через несколько лет такой жизни мне начало казаться, что я всех утомила своими визитами. Друзья пытались меня переубедить. Они поддерживали меня и понимали, что надолго я все равно не задержусь. Надо сказать, что, когда у меня было собственное жилье, в нем всегда непременно кто-нибудь гостил, но принимать помощь мне всегда было гораздо сложнее, чем оказывать ее другим.

Постоянно спрашивая друзей, можно ли мне у них пожить, я почувствовала себя совершенно никчемной и безнадежной. Мне уже удалось успешно проработать многие старые травмы, и благодаря этому я научилась сострадать другим. Но изменить отношение к себе самой мне до сих пор не удавалось. Мне предстояло разобраться с отрицательными шаблонами мышления, которые накапливались во мне десятилетиями, и этот процесс шел медленно и болезненно. Зерна нового, положительного отношения к себе уже были посеяны и даже дали всходы, по-разному проявляясь в моей жизни. Но мне предстояло еще избавиться от всех прежних, вредных зерен, которые тоже до сих пор прорастали.

В тот период, о котором я рассказываю, работы у меня не было давным-давно, деньги почти закончились, и ситуация казалась безнадежной. Я позвонила лучшей подруге и спросила, можно ли у нее остановиться. Но у нее в жизни тоже был непростой период, и она никак не могла меня приютить. Дело было не во мне – просто так сложились обстоятельства. Но из-за своего тогдашнего отношения к себе и общего эмоционального состояния я приняла ее отказ на свой счет. Я неохотно позвонила еще нескольким друзьям, но мне не везло – у одной был полный дом гостей, другой был в отъезде, а третьему нужно было полностью сосредоточиться на работе. У меня не хватало денег, чтобы уехать из города, а просить в долг я не решилась. Мне пришлось смириться с мыслью о том, что я буду спать в машине.

Раньше, в годы моих странствий на джипе, это не было проблемой. Я обожала спать на заднем сиденье своей старой машины, где был постелен удобный матрас. Но в «рисинке» это было почти невозможно – ложась, я даже не могла вытянуться в полный рост. К тому же в ней не было занавесок, а на улице стояла зима. Я не знала, к кому еще обратиться за помощью. Хотя мне было страшновато спать прямо на улице, я смирилась с этой мыслью, решив, что в безвыходной ситуации людям иногда приходится так поступать.

Вечером, в сумерках, я ездила по городу, подыскивая относительно безопасные и подходящие места для ночевки. Нужно было также позаботиться о доступе к уборной – пугать мирных жителей, писая среди ночи у них перед домом, мне сейчас было совершенно ни к чему.

Когда ты бездомный и стараешься привлекать к себе как можно меньше внимания, дни тянутся очень долго. Вставать нужно с восходом солнца, чтобы уехать с места ночевки, а вечером нельзя устраиваться на ночлег, пока все остальные не уйдут с улиц по домам. Да, дни были долгими, а ночи очень холодными и одинокими.

Однажды вечером я услышала в кафе музыку и зашла. Я заказала чашку чая и пила ее как можно дольше, чтобы растянуть удовольствие. Мне вспомнился старик из песни Ральфа Мактелла, который пьет одну чашку чая весь вечер, чтобы подольше посидеть в тепле. Какая ирония, подумала я, ведь именно эту песню я одной из самых первых выучилась играть на гитаре.

На восходе солнца я приезжала к общественным туалетам возле пляжа и ждала, пока служитель их откроет. Там я могла умыться, почистить зубы и воспользоваться уборной, стоически перенося косые взгляды служителя. Не знаю, что он обо мне думал – сама я думала о себе еще хуже, поэтому мне было все равно. Кроме того, работая с умирающими, я уже научилась не обращать внимания на чужое мнение о себе. Мне хватало проблем с собственными мыслями.

В другой раз я ходила к кришнаитам, которые бесплатно кормили всех нуждающихся горячим ужином. Когда у меня бывали деньги, я их не жалела, и, если мне встречались кришнаиты, собиравшие пожертвования на эти самые ужины для бедных, я нередко кидала им в ведерко десять или даже двадцать долларов. Стоя в очереди за тарелкой, я размышляла над иронией своей ситуации. Кришнаиты мне нравились. Они были вегетарианцами, играли жизнерадостную музыку и кормили голодных. Мне этого хватало, чтобы давать им деньги. Но теперь я сама обращалась к ним за помощью, и это был довольно унизительный опыт.

Как-то утром я сидела на камне в гавани, молясь о силе, выносливости и чуде. В этот момент подплыла стая дельфинов, и один из них, играя, выпрыгнул из воды. Это вселило в меня некоторую надежду. Внезапно я вспомнила о друзьях, которые могли бы меня приютить, и решила позвонить им и попроситься ночевать. Они наверняка не отказали бы мне, но чувство собственной никчемности и безнадежности мешало мне обратиться к ним раньше. Мне не хватало смелости честно выразить свои чувства, хотя я могла бы просто сказать им откровенно: «Слушайте, я в полной заднице. Пожалуйста, можно я приеду и немного у вас поживу?»