– Но мы не уверены.

– Хорошо, проверю. Теперь все?

– Практически.

– Тогда до связи.

Матвей бесшумно нырнул в кусты за спиной Зинченко и еще раз проверил: никто за этим районом парка не следил, пси-фон вокруг не создавал волн тревоги и подозрительности.

Обедал Матвей в кафе на Пречистенке, заказав куриный суп, блины с вареньем и кофе. Две девицы за соседним столиком хохотали на все кафе, строили посетителям глазки, в том числе и Матвею, потом попросили закурить, а так как Соболев не курил, интерес к нему иссяк. Вспомнив расставание с Кристиной, Матвей подивился тому, как разнится ее воспитание с воспитанием юниц, красивых, хорошо одетых, ухоженных, но с диким ветром в головах и лексиконом лагерника, и, пока ехал в Националку, думал об этом как о явлении деградации общества, но сам же себя высек, фигурально выражаясь, потому что повторял чьи-то слова. Потом вспомнил: все русские философы в свое время рассуждали о деградации человечества и неизбежном его вырождении как о явлении глобального масштаба. Человечество как инстинктивно-разумное сообщество вымирало, шла волна накопления отрицательных факторов, до качественного скачка осталось не так уж и много времени, и не было в мире сил, способных остановить этот процесс. Кроме Посвященных, людей Внутреннего Круга, если верить герметикам или тому же Успенскому. Почему же они не вмешаются, если тоже зависят от тенденций регресса? Или не хватает могущества?

Матвей пожал плечами. Ответ мог дать только Горшин, человек Круга, а он делиться знаниями не спешил.

У двери в библиотеку Соболев столкнулся с двумя юными интеллектуалами в одинаковых майках с изображением задницы, но в разных штанах: один в сиреневых, другой в ярко-желтых. Кроссовки «Рибок» довершали их наряд плюс зеркальные очки-«консервы» на пол-лица. Матвей посторонился, но один из аборигенов небрежно двинул его плечом:

– Глаза потерял, что ли?

– Может быть, – спокойно ответил Матвей, – а ты – разум. Или его вовсе не было, с рождения?

– Чего? – изумился интеллектуал «желтые брюки». – А ну повтори!

– Вот видишь, у тебя еще и со слухом плохо. – Матвей двинулся дальше, но обладатель желтых штанов решил проучить наглеца и двинул его кулаком в голову сбоку. Вернее, в то место, где она должна была быть. Матвей мягко и плавно, очень просто, если смотреть со стороны, даже вроде бы лениво ушел и от удара, и вообще от агрессивной пары и скрылся за дверью. Преследовать его не стали, пыл ребят быстро погас, когда они остались одни, а клиент буквально растворился в воздухе.

В читальном зале библиотеки Матвей просидел два с лишним часа, дочитав не издаваемый в России с конца девятнадцатого века труд Гихтеля. Поскольку потребовалось некоторое изменение плана действий в связи с поступившей от Зинченко информацией, Матвей вернулся домой и сел к терминалу. Дисплей послушно высветил ему данные по вице-премьеру, а потом по его охране. Охранник по имени Александр и с фамилией Залупыйченко значился в списке под номером первым. Жил он в Сокольниках, один в двухкомнатной квартире, женат не был и детей не имел. Шел ему двадцать девятый год.

Матвей внимательно изучил досье на парня, любителя застольных игр и женщин, а также денег, запомнил его физиономию и фигуру – громила будь здоров! Не красавец, но мужик.

– Шурик, – вслух сказал Матвей, а про себя добавил: что ж, посмотрим, каратек, какой ты «черный пояс». Матвей по опыту знал, что такие здоровяки боятся боли и крови, хотя в жестокости перещеголяют кого угодно. Судя по физии, господин Залупыйченко не был отягощен ни умом, ни совестью, что упрощало подходы к нему.

В семь вечера Матвей приступил к обычной тренировке и в девятом часу закончил. После этого он поехал на встречу с Ивакиным.

Полковник ждал его в доме на Варшавском шоссе, в квартире, в которую можно было попасть только через кишкообразный коридор с десятком дверей, принадлежащих жилищно-эксплуатационной службе района. Несмотря на то что на нужной двери висел пудовый замок и табличка: «Котлонадзор. Посторонним вход воспрещен», она открылась сразу же, как только Матвей подошел к ней вплотную. Явочная квартира была оборудована по современным требованиям, в том числе и телекамерами, и компьютерной системой охраны.

Ивакин, в черной рубашке и джинсах, пожал руку гостю и пригласил его к журнальному столику с напитками. Сели в кресла, поглядывая друг на друга. Борис Иванович налил себе пива, Матвей – кока-колы.

– Говорят, «Чистилище» провернуло операцию освобождения своего работника, – начал Ивакин.

Матвей хлебнул колы, поморщился, налил себе в другой бокал прозрачного, как слеза, «дистрофика».

– Говорят, кто-то побывал в офисе управления охраны, то есть батальона «Щит», – продолжал Борис Иванович будничным тоном, – и наделал там шороху.

Матвей отпил пару глотков напитка, кивнул, оценивая его вкус.

– Говорят, по поводу деятельности «Чистилища» в ближайшее время соберется Совет безопасности. – Ивакин допил свое пиво, пососал брюшко вареного рака. – Речь пойдет также еще об одной организации, очень интересной. О Куполе.

Матвей наконец оторвался от бокала, глянул в проницательные иронично-спокойные глаза полковника.

– Да, информация у нас поставлена неплохо.

– У кого – у нас?

– У военной контрразведки. – Матвей остался невозмутим. – Продолжим тему. В освобождении Ариставы участвовал и я, на правах исполнителя. Таким образом, я уже работаю на «Чистилище», хотя знаю только одного человека. – Матвей помолчал. – Очень неординарного. Но буду, наверное, знать всех.

– Не сомневаюсь. Только не слишком ли быстро ты внедрился в «Стопкрим»?

– Я не внедрялся – меня просто вычислили и предложили работать на них. В общем, о моей причастности к «Смершу», как оказалось, знает, кроме вас и Анатольевича, по крайней мере еще один человек.

Ивакин крякнул, откинулся в кресле. Матвей поспешил его успокоить:

– Я не могу винить в утечке информации ни вас, ни начальников ГУБО. Человек, который вышел на меня и предложил работать на «Чистилище», скорее всего живет за гранью пяти чувств. Но об этом мы поговорим позже, я и сам еще не все понимаю. Батальон «Щит»