– Еще была папка… – машинально сказал Ягун.

– Что? – не понял Глеб.

– Когда ты впервые прилетел в Тибидохс, у тебя, крометрости, были рюкзак и папка с картинами.

Лицо Глеба стало грустным. Он быстро оглянулся на Лизу. Ягунзаметил, что при упоминании папки Зализина неприятно напряглась.

– Той папки больше нет. Мы с Глебушкой выбросили еевместе со всеми картинами. Она занимала много места, а квартира у насмаленькая, – сказала Лизон.

Ягун покосился на коробки, которые занимали гораздо большеместа. Глеб перехватил его взгляд.

– Да и вообще я больше не рисую. Настроения как-то нет.Рюкзак же где-то на антресолях. Хочешь посмотреть? – примирительнопредложил он.

Ягун сказал, что не хочет. И зачем он заговорил о папке? Онуже жалел, что у него такая хорошая, цепкая на детали память.

– Какие новости, Ягун? Или тебя послали убедиться, какнам с Глебом хорошо? – подозрительно спросила Зализина.

Играющий комментатор ощутил, что Лизон его не любит. Он,Ягун, неразрывно связан для нее с Таней и Ванькой. Не затягивая, Ягун вручилГлебу и Лизе приглашения. Бейбарсов прочитал и спросил, увидит ли он Аббатиковуи Свеколт? Ягун заверил его, что, скорее всего, да. Глеб кивнул. Зализина же ичитать свое приглашение не стала, только искоса взглянула, и оно вдругпокрылось могильной плесенью.

– Ты чего, Лизон? Не хочешь в Тибидохс? – удивилсяЯгун.

Зализина уклонилась от прямого ответа.

– И эта тоже там будет? – спросила она.

– Кто эта?

Лиза не ответила. Затянувшееся молчание спас телефонныйзвонок. Бейбарсов снял трубку. Ему что-то сказали.

– А с кем я говорю? Представьтесь, пожалуйста! –попросил Глеб.

Ему ответили.

– Ваш ответ неинформативен. Так с кем я говорю? –мягко повторил Глеб.

Ему снова пояснили, еще более доходчиво. Пожав плечами,Бейбарсов на мгновение сжал левую руку в кулак. Затем осторожно повесил трубкуна рычажки.

– Кто это был? – спросил Ягун.

– Не знаю.

– Как это?

– Знаешь, что он сказал, когда я снял трубку? «Ты кто?»Сильно, да? Звонит незнакомому человеку и спрашивает: «Ты кто?» Когда жепросишь представиться, начинает хамить. Можно подумать, номером ошибся я, а неон, – терпеливо пояснил Бейбарсов.

– Слушай… а что ты сделал? Он хотя бы жив? –спросил Ягун.

– С ним все будет прекрасно… замечательно… только одно«но». Отныне даже после слова «дурак» его будет тошнить желчью, – холоднопояснил Бейбарсов и посмотрел на свои розовые, очень аккуратные ногти, очистоте и форме которых он явно заботился.

«Быть можно дельным человеком и думать о красеногтей», – вспомнил играющий комментатор Пушкина. У самого Ягуна былиногти механика, который часто чинит пылесос и вдобавок забывает домаплоскогубцы.

Зализина мало-помалу оттаяла. Она вдруг сообразила, что Ягунеще не видел ее квартиру. Экскурсию она начала с ванной, где показала внукуЯгге автоматическую стиральную машину, которая, судя по подозрительномубульканью у нее в утробе, переваривала какое-то бельишко.

– Глебушка у меня хитрый! Он забросит трусики вмашинку, а сам лежит на диване и говорит, что стирает, – с нежностьюсказала Зализина.

Бейбарсов и Лиза ласково посмотрели друг на друга ипоцеловались, как два голубка. Ягуну стало как-то приторно. «Вон он, локонАфродиты, когда аукнулся!» – подумал он. Ему захотелось брякнуть что-нибудьехидное, но он передумал. Все-таки Бейбарсов был некромаг. У некромагов же счувством юмора неважно.

– А вот с трикотажем наша машинка плохо дружит. Вещижесткие становятся. Глебушка мой майки не любит после машинки надевать.Говорит, у него спина чешется, – продолжала ворковать Зализина.

Заметив, что Ягун хихикнул, Бейбарсов без восторга посмотрелна него.

– Что? Смешно? – мрачно спросил некромаг.

– Да нет… просто слово забавное, – спохватилсяиграющий комментатор.

– Какое слово?

– Э-э… Трикотаж! Смотри: трехкотаж… трехмышаж…двухслоняж…

– Больше не смейся, а то однотруппаж будет! –предупредил Глеб.

Вслед за машинкой Ягуну была продемонстрирована и прочаябытовая техника. Ягун скучал. Бейбарсов улыбался загадочно, как мужчина,прекрасно осознающий, что его любимая не Сократ и не Софья Ковалевская.

– Разорвите меня конями… сожгите на костре, но я всеравно не буду жарить Глебушке котлеты на этом масле! В нем холестерин! Пустьменя лучше в вулкан бросят, пусть изрежут острыми ножами! – стонала снегодованием Зализина тем самым голосом, которым раньше говорила: «А Танечка?Не всю кровь еще из Ванечки выпила?»

А между тем она всего лишь показывала Ягуну новуюсковородку.

– Лиза, ты увлеклась! Поставь-ка, родная моя, чайник!Ягун только что с дороги! – мягко, но настойчиво сказал Бейбарсов.

Это был не приказ, но уже и не совсем просьба. Лизаспохватилась и, попутно рассказывая что-то о чайнике, помчалась ставить воду.Ягун сразу повеселел, сообразив, что здесь его, во всяком случае, накормят.Чутье не подвело. Накормили его недурственно. Настолько недурственно, что Ягунвсерьез задумался, поднимет ли его пылесос. Половина индейки, креветки, крабы,клубника и чуть ли не двадцать пачек чипсов нашли свое последнее пристанище вжелудке играющего комментатора.

– Где вы это все берете? – спросил Ягун.

Бейбарсов неохотно пояснил, что продукты сами переносятся изближайшего супермаркета по мере того, как в холодильнике образуется вакуум.

– Какой вакуум? – не понял Ягун.

– Ну там… скажем, съел ты палку колбасы, и вхолодильнике образовался вакуум ровно на палку колбасы! Правда, для того чтобыпродукты сами переносились, Глебушке пришлось затолкать в морозилку разобранныйскелет проворовавшегося снабженца, так что ты морозильник лучше не открывай! Мыим стараемся не пользоваться! – пояснила Зализина.

Бейбарсов укоризненно посмотрел на Лизу и сложил из салфеткидвухпалубный пароход. Сам он ел мало. Как заметил Ягун, ограничился толькобифштексом с кровью, который едва поджарил на сковороде.