Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сюэ Чжэнъюн быстро прикинул в уме и сказал:
— Отсюда до горной цепи Паньлун[206.8], если ехать верхом, примерно дней десять хода, так что как раз к концу пути мы сможем завершить положенный пост. Милостивые государи, если у вас нет никаких неотложных дел, то предлагаю не возвращаться в свои школы для поста, а держать его вместе прямо в пути.
Глава дворца Тасюэ ответила:
— Хорошо, идем все вместе. Заодно в пути обсудим наши дальнейшие шаги и выработаем стратегию для противостояния врагу.
Оглядев присутствующих, Сюэ Чжэнъюн вынужден был признать:
— Вот только нас здесь по меньшей мере три тысячи, так что лошадей для всех найти будет трудно…
Вдруг над головами поднялась рука и из толпы донесся слабый дрожащий голос. Вороватого вида мещанин с бегающими крысиными глазами[206.9], в вульгарной ярко-красной одежде, расшитой по краю черными тотемными котами, предложил:
— Тех, что есть в моей Усадьбе, должно хватить.
— Хозяин Усадьбы Ма? — Цзян Си насмешливо приподнял брови.
Этого человека звали Ма Юнь[206.10] и на самом деле он был главой одной из Великих духовных школ Верхнего Царства известной как Горная усадьба Таобао[206.11]. В том самом «Бестолковом списке», что когда-то купил Сюэ Мэн, он занимал третье место среди самых богатых людей смертного мира, а теперь, когда Наньгун Лю испустил дух, безо всякого сомнения, занял вторую строчку...
По сравнению с надменным Цзян Си, Ма Юнь выглядел куда более приземленным и имел внешность настоящего торгаша. Впрочем и способы, которыми эти двое заработали свои состояния, сильно разнились. Цзян Си, благодаря своей жесткой манере вести дела, широкому кругу полезных знакомств и свободному доступу к множеству уникальных артефактов, был главным воротилой на мировом черном рынке.
Глава Ма пошел другим путем и открыл по всему миру почтовые станции, которые принимали и отправляли различного рода посылки, перевозимые на лошадях и лодках. Также он открыл прокат изготавливаемых его орденом повозок и лодок, приводимых в движение при помощи духовной силы. Помимо этого, в Горной усадьбе Таобао занимались селекцией и разведением тягловых и быстроходных коней, поэтому сам глава в народе получил прозвище «лошадиный сутенер[206.12]».
Оказавшись лицом к лицу с презрительно взирающим на него Цзян Си, Лошадиный Сутенер Ма совсем стушевался и, втянув шею в плечи, пробормотал:
— Или тогда… давайте отправимся на Остров Линьлин? В конюшнях главы Цзяна, несомненно, больше быстроногих рысаков, чем в моих скромных хлевах, кхе-кхе-кхе…
— … — толпа выжидающе примолкла.
Цзян Си с минуту смотрел на его морщинистое улыбающееся лицо, после чего, так и не придумав достаточно остроумного ответа, сказал:
— Не выдумывайте, я просто до глубины души растроган щедростью главы Ма, который так великодушно предложил свою помощь. Это место находится недалеко от Горной усадьбы Таобао, так что желание главы Ма одолжить всем желающим своих лошадей, конечно, наилучший вариант.
Услышав его слова, хозяин Усадьбы Ма облегченно вздохнул и с улыбкой объявил:
— В таком случае, милостивые господа, добро пожаловать в мою захолустную деревню. Время уже позднее, лучше остановиться там на ночь, а завтра всем вместе отправиться в дальнюю дорогу.
Горная усадьба Таобао стояла на вершине Гушань на берегу озера Сиху[206.13]. На самом деле от «вершины» тут было одно название, так как фактически Гушань была довольно посредственным холмом, на который можно было подняться всего лишь за час.
— Вот мы и пришли! — в приподнятом настроении хозяин Усадьбы Ма остановился перед выкрашенными в ярко-алый цвет большими воротами ордена и, подняв руку, снял защитный барьер. — Входите, господа хорошие, пожалуйста, милости просим.
После неудачного похода на гору Хуан все главы были встревожены и не находили себе места от беспокойства, и только один глава Ма вел себя так, словно ничего не случилось и, расплывшись в счастливой улыбке, буквально светился от энтузиазма. Глядя на него люди обменивались многозначительными взглядами, и хотя многие про себя горько усмехались, но никто так ничего и не сказал. Первыми в ворота Горной усадьбы Таобао вошли главы школ, потом старейшины, затем их личные ученики и лучшие мастера, а уж за ними многочисленные рядовые адепты всех духовных школ.
Следующий за Мо Жанем Сюэ Мэн пробормотал себе под нос:
— Что за черт этот Лошадиный Сутенер Ма? От его улыбок у меня мурашки по коже. Неужто он заодно с шайкой Сюй Шуанлиня? Почему от его «милости просим, господа хорошие, в мой котел[206.14]» у меня ощущение, что мы сами лезем в ловушку?
— …Это не так.
— С чего вдруг опять такая уверенность?
— Здесь собрались готовые к бою выдающиеся люди всех Великих духовных школ. Будь он подручным Сюй Шуанлиня, то все равно не смог бы ничего предпринять, а только выдал бы себя.
— Тогда чему он так радуется?
Мо Жань со вздохом ответил:
— Он радуется возможности умножить свое богатство.
— Умножить богатство? Да он сейчас совершил явно убыточную сделку, — Сюэ Мэн был озадачен. Так же как и у его отца, у него не было деловой жилки и чутья на выгоду. Говорят, что когда он был ребенком, госпожа Ван дала ему серебряную пластину, чтобы он пошел к торговцу и сам купил себе что-нибудь. В результате Маленький Феникс обменял ее на маленького воздушного змея и три засаленных медяка. Его жестоко обманули, но он был искренне рад покупке и считал, что раз этот змей нравится ему, то точно стоит ту цену, которую он за него заплатил.
Разве мог такой человек догадаться, что на уме у Лошадиного Сутенера Ма?
Поэтому даже после долгих размышлений Сюэ Мэн так ничего и не понял. В конце концов, он возмущенно сказал:
— Наверное, ты просто ослышался? Он обещал безвозмездно предоставить нам этих лошадей, а не сдавать их в аренду. Это значит, что он не получит даже медяка, он…
В это время к ним подошла одна из младших учениц, отвечавших за расселение гостей по комнатам. Мо Жань махнул рукой, давая понять, что сейчас не время возвращаться к этому вопросу, и сразу же последовал за служанкой, одетой в наряд персикового цвета, которая с вежливой улыбкой сопроводила его туда, где их планировалось разместить на ночлег.
В каждом