вдвойне ценны и представляли собой, так сказать, тонкую линию жизни цивилизации в их тексте и искусстве.11 Псалтыри, Евангелия, причастия, миссалы, бревиарии, часословы бережно хранились как живые носители божественного откровения; никакие усилия не были слишком велики для их достойного украшения; можно было потратить день на инициал, неделю на титульный лист. Харткер, монах из Сент-Галла, возможно, ожидая конца света вместе со столетием, в 986 году дал обет оставаться в четырех стенах до конца своей земной жизни; он оставался в своей крошечной келье, пока не умер пятнадцать лет спустя; и там он осветил - украсил картинами и орнаментом - Антифонарий Сент-Галла.12

Перспектива и моделирование теперь практиковались менее умело, чем во времена каролингского изобилия; enlumineur, как французы называли миниатюриста, стремился к глубине и пышности цвета, к многолюдной полноте и жизненности изображения, а не к иллюзии трехмерного пространства. Чаще всего его сюжеты брались из Библии, апокрифических Евангелий или легенд о святых; но иногда в качестве иллюстрации требовался травник или бестиарий, и он с удовольствием изображал реальные или вымышленные растения и животных. Даже в религиозных книгах церковные правила, касающиеся сюжета и трактовки, были менее определенными на Западе, чем на Востоке, и художнику позволялось широко разгуливать и резвиться в пределах своей тесной комнаты. Тела животных с человеческими головами, человеческие тела с головами животных, обезьяна, переодетая монахом, обезьяна, исследующая с должной медицинской серьезностью пузырек с мочой, музыкант, дающий концерт, скребя челюстными костями осла - вот темы, украсившие "Часослов Богородицы".13 Другие тексты, как священные, так и профанные, ожили благодаря сценам охоты, турнира или войны; один псалтырь XIII века включал в себя изображения внутреннего убранства итальянского банка. Светский мир, оправившись от ужаса перед вечностью, вторгался в пределы самой религии.

Английские монастыри были плодовиты на это мирное искусство. Восточно-английская школа создала знаменитые псалтыри: одна хранится в Брюссельской библиотеке, другая ("Ормсби") - в Оксфорде, третья ("Сент-Омер") - в Британском музее. Но лучшая иллюминация эпохи была французской. Псалтыри, написанные для Людовика IX, открывают стиль центрированной композиции и деления на обрамленные медальоны, явно заимствованный из витражей соборов. Низины разделяли это движение; монахи из Льежа и Гента достигли в своих миниатюрах чего-то от теплого чувства и плавного изящества скульптур из Амьена и Реймса. Испания создала величайший шеф-повар иллюминации XIII века в книге гимнов Деве Марии - Las cantigas del Rey Sabio (ок. 1280) - "Кантиги [Альфонсо X] Мудрого короля"; миниатюры 1226 года свидетельствуют о труде и преданности, которые могли получить средневековые книги. Такие книги, конечно же, были произведениями как каллиграфического, так и изобразительного искусства. Иногда один и тот же художник переписывал или сочинял текст и рисовал иллюминацию. В некоторых манускриптах трудно решить, что кажется более красивым - оформление или текст. Мы заплатили цену за печать.

3. Фрески

Трудно сказать, насколько миниатюры по сюжету и оформлению повлияли на фрески, панно, иконы, керамическую роспись, скульптурный рельеф и витражи, и насколько они повлияли на освещение. Между этими видами искусства существовала свободная торговля темами и стилями, постоянное взаимодействие; иногда один и тот же художник занимался всеми этими видами искусства. Мы поступаем несправедливо по отношению к искусству и художнику , когда слишком резко отделяем одно искусство от других или искусство от жизни своего времени; реальность всегда более целостна, чем наши хроники, а историк ради удобства расчленяет элементы цивилизации, составляющие которой текли единым потоком. Мы должны стараться не отрывать художника от культурного комплекса, который его воспитывал и учил, давал ему традиции и темы, хвалил или мучил его, использовал его, хоронил его и - чаще всего - забывал его имя.

Средневековье, как и любая эпоха веры, не одобряло индивидуализма как наглой нечисти и требовало, чтобы даже гениальное "я" погружалось в работу и течение своего времени. Церковь, государство, община, гильдия были непреходящими реалиями; они были художниками; индивидуумы были руками группы; и когда великий собор обретал форму, его тело и душа означали все тела и души, которые его проект, строительство и украшение освящали и поглощали. Таким образом, история поглотила почти все имена тех, кто расписывал стены средневековых сооружений до XIII века; а войны, революции и сырость времени почти поглотили их работы. Виноваты ли в этом методы фрески? Они использовали древние процессы фрески и темперы - наносили краски на свежеоштукатуренные стены или рисовали на сухих стенах красками, которые становились клейкими благодаря какому-то клейкому веществу. Оба метода были направлены на постоянство, через проникание или сцепление; даже в этом случае краски имели тенденцию отслаиваться с годами, так что от настенной живописи до XIV века осталось очень мало. Теофил (1190) описал приготовление масляных красок, но эта техника оставалась неразработанной до эпохи Возрождения.

Традиции классической римской живописи, очевидно, были уничтожены нашествием варваров и последующими веками нищеты. Когда итальянская настенная живопись возродилась, она брала свое начало не в античности, а в полугреческих, полувосточных методах Византии. В начале XIII века в Италии работают греческие живописцы - Феофан в Венеции, Аполлоний во Флоренции, Мелормус в Сиене..... Самые ранние подписанные панно в итальянском искусстве этого периода носят греческие имена. Эти люди принесли с собой византийские темы и стили - символические фигуры, религиозно-мистические, не претендующие на изображение естественных поз и сцен.

Постепенно, по мере того как в Италии XIII века росли богатство и вкус, а высокие награды искусства привлекали к их поискам лучшие таланты, итальянские живописцы - Джунта Пизано в Пизе, Лапо в Пистойе, Гвидо в Сиене, Пьетро Каваллини в Ассизи и Риме - стали отказываться от мечтательной византийской манеры и наполнять свою живопись цветом и страстью Италии. В церкви Сан-Доменико в Сиене Гвидо (1271) написал Мадонну, чье "чистое, милое лицо"14 оставило далеко позади хрупкие и безжизненные формы византийской живописи той эпохи; с этой картины практически начинается итальянское Возрождение.

Поколение спустя Дуччо ди Буонинсенья (1273-1319) довел Сиену до своего рода гражданско-эстетического безумия своей "Маэстой", или "Величеством" Девы , возведенной на престол. Процветающие горожане решили, что Божественная Матерь, их феодальная королева, должна быть изображена в грандиозном масштабе величайшим художником. Они сочли за благо выбрать своего горожанина Дуччо. Они обещали ему золото, давали еду и время и следили за каждым шагом его работы. Когда через три года (1311) работа была завершена, и Дуччо добавил трогательную подпись: "Пресвятая Богородица, дай Сиене мир и Дуччо жизнь, потому что он написал тебя таким", - процессия епископов, священников, монахов, чиновников и половины населения города проводила картину (четырнадцать футов в длину